Читать книгу - "Ночной поезд - Мартин Эмис"

Только что вернулась после встречи с Сильверой.

Первое, что он сказал:

– Не нравится мне это.

Я спросила: что именно?

Да вся эта заваруха, отвечает он.

Тогда я говорю: полковник Том считает, это тянет на убийство.

Какие у него основания?

Три пули, говорю.

Тут он взвился: да что Рокуэлл в этом смыслит? Когда он в последний раз ходил под пулями?

Я ему: побойся Бога, он свою пулю схлопотал. При облаве.

Сильвера осекся.

– А сам-то ты, – спрашиваю, – когда в последний раз с облавой ходил?

Он так и не ответил. Не потому, что вспоминал, как в Тома Рокуэлла, тогда еще простого патрульного, стрелял торговец наркотиками. Нет, Сильвера просто-напросто размышлял о своей нелегкой карьере в полиции.

Я затянулась сигаретой и повторила:

– Полковник Том считает, что это тянет на убийство.

Сильвера тоже закурил.

– А что ему еще остается? – огрызнулся он. – Можно выстрелить себе в рот один раз – случается. Можно пальнуть дважды – ну что ж, бывает. Но если три раза – до какой же степени человека жизнь достала, а?

Мы сидели в небольшом кафе «У Хосни» на Грейндж. Полиция любит это местечко – здесь можно спокойно покурить. Самого Хосни с сигаретой не увидишь, просто он не выносит никакой дискриминации. Когда городские власти запретили курение в общественных местах, он решил убрать половину столиков, чтобы выгородить отдельный зал для курильщиков. Сама я с радостью избавилась бы от привычки к никотину, да и крестовый поход Хосни за права курящих обречен на неудачу. Но в полиции курят поголовно все, да так, что дым из задницы валит. У многих легкие и сердце – ни к черту, это наша дань государству.

– Это действительно был двадцать второй калибр, – задумчиво проговорил Сильвера. – Револьвер.

– Вот спасибо, что сказал. А я-то думала, пулемет. Или базука. Кстати, что говорит старушенция с верхнего этажа? Она ведь сперва заявила, что слышала только один выстрел?

– Не исключено, что первый выстрел ее разбудил, а услышала она второй или третий. Накачалась спиртным, сидя перед теликом, – что с нее возьмешь?

– Надо мне с ней побеседовать.

– Хоть стой хоть падай. Расчудесное дельце получается, – промолвил Сильвера. – Когда Поли Ноу посветил на рану и мы увидели, что было три выстрела… Одна пуля застряла в голове, правильно? Вторая хранится как вещественное доказательство – ее мы выковыряли из стены. А после вскрытия снова поехали на место. В стене как была дырка, так и есть. Но ведь был еще один выстрел. Две пули. А дырка одна.

Само по себе это меня не удивило. Полиция не особенно полагается на законы баллистики. Помните разговоры о «волшебной пуле» после убийства Кеннеди? Мы-то знаем, что любая пуля волшебная. В особенности двадцать второго калибра. Когда пуля попадает в человеческое тело, она буквально бьется в истерике. Как будто знает, что ей там не место.

– Мне попадались самоубийцы с двумя пулями, – заметила я. – Могу представить, что кто-то успевает выпустить три.

– Послушай, да я лично гонялся за парнями, которые уносили от меня три пули в башке!

На самом деле мы не просто трепались, а ждали звонка. Сильвера попросил полковника Тома посвятить в наши планы Овермарса. Это было логично – при его-то связях в отделе статистики. И сейчас Овермарс шарил по федеральной компьютерной сети, чтобы отыскать сообщения о самоубийцах, которые умудрились всадить себе в голову три пули. Мне было не по себе от этой цифры. Бывает ли самоубийство с пятью пулями? А с десятью? Где предел?

– За утро что-нибудь раздобыл?

– Да нет, одна труха. А у тебя как?

– То же самое.

Мы с Сильверой утром висели на телефоне. Обзванивали всех, кто мог что-либо сказать о Дженнифер и Трейдере, но от каждого слышали один и тот же слащавый вздор: мол, эти двое самой судьбой были предназначены друг для друга. Между ними никогда не случалось размолвок. Все, словно сговорившись, твердили, что Трейдер ни разу не повысил голоса на Дженнифер и никогда в жизни не поднял бы на нее руку. Вот такая идиллия от начала до конца. И зацепиться-то не за что.

– А почему она сидела голая, Тони? Полковник Том сказал, что наша скромница даже в бикини стеснялась ходить. Она специально разделась, перед тем как застрелиться?

– Об этом ли сейчас думать, Майк? Ее нашли мертвой. Черт знает, почему она сидела голышом.

Мы открыли свои блокноты и сравнили зарисовки места происшествия. Фигура Дженнифер, наподобие спичечного человечка, была схематично составлена из прямых штрихов: одна черточка обозначала торс, две по две – руки и ноги. Вместо головы – маленький кружок, на который указывает стрелка. Застывшая фигура. Невероятное сходство.

– Ты не прав, это кое о чем говорит. Сильвера не понял, что я имею в виду.

– Ты сам поразмысли. Ее нагота подразумевает: «Я беззащитна». И еще: «Я женщина».

– Скажи еще: «Возьми меня, я твоя».

– Ага. «Плейбой». Девушка месяца.

– Девушка года. Хотя у нее фигура не типичная. Там больше спортивные такие. И грудастые.

– Вот-вот. Это ближе к делу. Здесь замешан секс. Только не вздумай сказать, что тебе такое не приходило в голову.

Если долгие годы служишь в полиции и видишь изнанку жизни, то рано или поздно сам заражаешься каким-нибудь пороком, будь то азартные игры, наркотики, алкоголь или распутство. Человека семейного это неизбежно ведет в одном направлении – в направлении развода. Сильвера помешался на сексе. Потому и разводился не раз и не два. Я в свое время едва не спилась. Однажды был такой случай. Мы с ребятами раскрутили трудное дело и всей компанией отправились в ресторан. В какой-то момент я заметила, что все взгляды устремлены на меня. В чем дело? Оказывается, я усердно дула на свой десерт. Чтобы не обжечься. А в вазочке преспокойно таяло мороженое. Тогда я пила не просыхая. В мою кожаную куртку и черные джинсы в обтяжку как будто вселились все семь чокнутых гномов разом – плаксивый, ленивый, горластый, языкастый, шкодливый, драчливый, похотливый. Бывало, появлялась в какой-нибудь забегаловке и медленно двигалась к стойке бара, сверля взглядом всех и каждого. Могла любому ни за что ни про что двинуть в глаз или промеж ног. Даже в управлении никому житья не давала. Каждый из наших копов так или иначе испытал на себе мою тяжелую руку.