Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

в синяках. Опустилась на пол, прислонилась спиной к печке и тяжело, со всхлипом вздрогнула.

- Сношенька, милая... Говорят, ты в коммунисты записалась, крест на шее носишь и... господи, что о тебе только не говорят! И я ведь поддалась этим сплетням, сторонилась тебя... А теперь вот пришла

поневоле. Байбише мне житья не дает. Мужа на меня науськивает, бить велит. Через день, считай, он меня, бедную, лупит почем зря. И сегодня избил меня ни за что... Не могу больше так!.. Кто они такие, эти коммунисты, я не знаю, но слышала, что они заступаются за женщин. Если это так, то пусть за меня заступятся. Пусть защитят от этого изверга, и я согласна на все, даже если заставят креститься.

Женщина приподняла подол платья и вытерла набегавшие на глаза слезы.

- Мочи моей нет... Забьет он меня насмерть... Помоги мне, келин, родненькая, спаси меня, если можешь...

Раушан молчала. Тут не то что другим помочь, впору самой просить о помощи. Сердце ее горело от обиды и позора. Ведь Бакен пальцем в жизни ее не тронул, дурного слова не сказал. А сегодня ударил ногой. Пнул ее в грудь! После этого о какой близости, о какой любви может быть речь?! Кто знает, думал ли об этом Бакен, но она, Раушан, подумала об этом сразу. Переступая через порог дома Кульзипы, едва сдержалась, чтобы не сказать: <Все! Больше я тебя и видеть не желаю!..>

- Бить жену ни у кого нет права, шешей, - ответила она. - Марьям мне много раз говорила, что за побои, за многоженство мужчин привлекают к ответу... Придет мой секретарь, я велю ему написать бумагу в суд.

- Делай, зрачок мой, как знаешь. Но умоляю, спаси меня, защити от беды этой... - проговорила, всхлипывая, женщина...

X

После полудня прискакал рассыльный волисполкома с целой связкой бумаг. Удобно уселся, подбоченился и принялся расхваливать Раушан:

- На устах нашего председателя только одно ваше имя. Такие, как Раушан, говорит он, редкость. Ей

можно поручить любое дело, и она сделает все, как надо. Ну, я шутки ради и подзадориваю нашего начальника: <Наверное, приглянулась вам сама келин, потому и хвалите ее>. А он серьезно отвечает: <Нет, Уали. Такие женщины среди казахов нечасто встречаются. Поверь, немногие мужчины могли бы справиться с тем, что делает она>. Вот!

Словоохотливый рассыльный перескакивал с одной истории на другую. Взялся вдруг рассказывать, как по дороге его лошадь совсем запарилась, а в соседнем ауле ее не хотели сменить.

- Ну, тут я голос поднял. <Эй! - сказал я. - Открой свои зенки! Ты с кем разговариваешь? Я - власть! Я -председатель волости. Вот пожалуюсь волостному, так он все твое пепелище по ветру развеет!> Испугался, бедняга, завертелся, мигом коня под уздцы подвел. Ну, Уаке - я, значит, - сел на свежего коня и примчался в аул Сайгеля. А у Ермака той, дочь он замуж выдает...

Раушан встрепенулась:

- Замуж? Какую дочь?

- Старшую. Ту самую, что вместе с вами на съезд ездила. Посмотрел я на жениха и про себя подумал: <Тебе, жуку навозному, видать, за пятьдесят...> Бороду подстриг, на висках седина. По тому случаю, что я угодил на той, сунул мне червонец. Взял я деньги и поехал дальше...

Новость встревожила Раушан. Когда они возвращались из города, Даметкен вдруг разговорилась и поделилась с ней своим горем. <Несчастная я! - горько плакала девушка. - Отец хочет меня выдать второй женой за старика>. Раушан пожурила ее: <Что же ты раньше молчала? Почему не говорила в городе?> Договорились они тогда, что они будут поддерживать связь, и если ее, Даметкен, силком заставят выйти замуж, она сообщит об этом Раушан, а та немедленно обратится за помощью к Марьям... И вот теперь ее, горемычную, отдают за старика. Да еще во вторые

жены. Конечно, не по своей воле. Но согласия ее никто и не спрашивает.

В конце своей длинной речи рассыльный сообщил еще одну новость:

- Да, вам нужно завтра приехать в волисполком.

- Зачем это?

- Собрание будет. Всех председателей аулсоветов собирают.

Раушан отчего-то обрадовалась. Проводив гостя, сложила связку бумаг в ларец, схватила ведра, коромысло и поспешила за водой. Солнце, багровокрасное, нависло над закатом. Мороз пощипывал, поскрипывал. Над аулом струились из труб столбы дыма. Люди, спеша, гнали отощавший скот на водопой. Кто-то выносил золу, кто-то заносил кизяк. Навстречу Раушан шел самодовольный, развалкой, болтая длинными рукавами шубы, Каирбай. Поравнявшись, искоса взглянул на нее и остановился, наваливаясь грудью на посох:

- Кто это приезжал к тебе, келин, дорогая?

- Рассыльный из волисполкома.

- А что ему понадобилось, интересно?

Раушан вспылила:

- Приказ привез срочно собрать весь налог. На неплательщиков велено составить список и доставить его в волисполком. Завтра собираюсь как раз поехать со списком.

Раушан пошла к реке. Каирбай сделал шага два за ней.

- Келин! Оу, келин!.. - И остановился, покусывая губы, пробормотал с досады: - Ох, и наделала же ты дел!..

Среди тех, кто рубил прорубь, стоял и Бакен. Заметив жену, он резко повернулся и пошел к аулу.

- Эй, Эй! - окликнула его Раушан. Но Бакен не повернулся. Люди на реке, забыв про дела, с любопытством смотрели на супругов. Раушан в сердцах сбросила с плеча коромысло, и ведра покатились, грохоча, польду...

XI

Дикая злоба охватила Бакена совершенно неожиданно. Раушан ничего не предпринимала, не посоветовавшись заранее с мужем. И когда ее выбирали делегаткой в волисполком, или она ехала в город, или соглашалась быть председателем аулсовета, - все это делалось с согласия и ведома его, Бакена.

Когда прошли выборы, одни из приятелей завидовали Бакену,

- Теперь баба твоя - начальник, - говорили они. -Она тебе теперь все, что захочешь, сделает. Другие сомневались:

- Ну, может, на первых порах так и будет, а потом, когда познает вкус власти, тогда вряд ли Бакен и близко к ней подойдет... Разговоры дружков-приятелей не особенно волновали Бакена, но женские пересуды задевали прямо за сердце. Больше всех расшибалась Кульзипа, щедро обливавшая Раушан грязью.

Одним эта яга шептала:

- Говорят, в городе она снюхалась с большим торе. Потому и назначили... Другим намекала:

- Видно, знают торе, где их спать положат, когда в аул к нам приезжают... Конечно, ни Бакену, ни Раушан никто не говорит ничего подобного в глаза, но худая славушка быстро бежит по свету.

Вначале