Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

- Эй, вставай. Пойдем домой.

Голос ее дрожал. Она приподняла шубу, наклонилась, прильнула к лицу мужа. Слезы покатились на его щеку.

- Милый!.. Ну, хватит! Ты же обещал никогда не обижать меня. Не могу я так... одна. Что за жизнь?.. Тоска... Не смею глаз поднять. Ну, вставай... пойдем же домой...

Раушан прижималась к мужу, горячо целовала его, умоляла. Она была в таком отчаянии, что поклялась отныне никогда ни в чем ему не перечить. Но Бакен был неумолим. Он даже не шевельнулся. Серый, мрачный, с мокрыми от жалости к себе глазами, он стиснул зубы и смотрел куда-то мимо. Камень расплавился бы, но Бакен был нем.

Открылась дверь, и в морозном облаке влетела Кульзипа. Носки кожаных галош задрались. Подскочила она к печке, прислонилась боком. Раушан подняла голову, села. Кульзипа насмешливо сказала:

- Что, и здесь не можешь оставить беднягу в покое?! Или уж так истомилась?

Раушан даже в дрожь кинуло.

- Не твое дело!- крикнула она. - Муж - мой!

- Му-уж?! Твой? Много их у тебя, мужей-то... -язвительно заметила старуха.

- Замолчи, ворона! Чтоб язык себе откусила! Как ты смеешь зазря чернить человека?! Ты понимаешь, что плетешь?! Ты знаешь, что за клевету бывает?!

- Это ты откуси себе язык!- вконец взъярилась Кульзипа.- Ты что, отец мне, что ли, чтоб в моем доме хайло на меня разевать?! Ты у себя ори, беспутная! А здесь ни-ни! У, глаза твои бесстыжие! У, тварь поганая...

От ярости Раушан даже расплакалась. С какой радостью вцепилась бы она сейчас в грязные космы

Кульзипы! Но разве председатель аулсовета может вести себя так? Переборов свою злость, она снова затормошила мужа:

- Встань, пойдем домой... Дом не мой, а твой. Если сердишься, выгони меня... А сам живи...

Бакен медленно, нехотя приподнялся.

- Пойдем, говорю...

- Да заткнись! Никуда я не пойду!

- А я не выйду отсюда, пока ты не пойдешь со мной...

- Эй, отвали!.. Эй, отстань!..

- Ну, не отстану - бить будешь?.. Бей! Я ведь жена твоя, стерплю, противиться не стану... Хоть убей, но иди домой!..

- Да иди ты! - Бакен вдруг резко толкнул ее в грудь. Раушан отлетела и упала на спину. Кульзипа мстительно усмехалась. Раушан поднялась, чувствуя, как в груди ее все пылает.

- Ладно... твоя воля. Бей! Но только иди домой, -снова кинулась она к мужу, но Бакен снова пнул ее с такой силой, что она рухнула на пол. Жаулык слетел с головы. Падая, она ударилась головой о порог, и в голове сразу зашумело, но боли она сгоряча почти не почувствовала. Она поправила растрепанные волосы, натянула жаулык и, дрожа, в последний раз обратилась к мужу:

- Идешь? Или нет?

Бакен, бледный, молчал.

Раушан вышла. Она и не заметила, как очутилась на улице. Каирбай с приятелями, беседуя, все еще стояли возле дома. Раушан выпрямилась и в пылу гнева в упор посмотрела на них.

- Ну как, Раушан, хорошо быть аульной правительницей? - ехидно осклабился рыжий.

Раушан задохнулась от ненависти. Сердце, казалось, подскочило к самому горлу, губы точно одеревенели. Взглянув на Каирбая, она сказала глухо:

- Каин-ага, весь аул давно сдал налог. Даже Бака-ата, голоштанный бедняк, и тот все внес полностью. Как вам только не совестно, столько скота имеете и не платите своевременно?!

Каирбай изменился в лице:

- Не совести, келин. Мне ведь будет стыдно, не тебе!

- То-то же... про совесть вспомнила! - пробубнил кто-то из мужчин.

- Почему же? И мне будет стыдно. Ведь могут подумать, что я прикрываю богачей, выгораживаю их... К тому же вы, каин-ага, дали, кажется, неверные сведения о своем скоте. У вас сто пятьдесят коров, а по списку - лишь пятьдесят. Выходит, вы скрыли сто голов скота. И из-за вас приходится расплачиваться беднякам... Так что сегодня же внесите налог. Не то сообщу в волисполком, чтобы прислали человека описать ваш скот полностью!

Каирбай заметно струхнул. Остальные тоже переглянулись.

- Вижу, келин сегодня очень не в духе. И во всем, конечно, виноват этот глупец Бакен. Пойду-ка скажу псу, чтобы домой шел! - съязвил Каирбай.

- Нет, каин-ага, в посредники вас никто не приглашает, - холодно ответила Раушан. - Захотим помириться - сами помиримся. Как-нибудь без вас обойдемся. Лучше собой займитесь - сегодня же внесите налог. Не то - пеняйте на себя! - И пошла к своему дому.

- Бой-бой, какая строгая!.. В ней ярости, пожалуй, больше, чем у свирепого волостного Бейсенбая!.. Эдак она скоро заставит нас обе ноги в один сапог всунуть! -зашумели, закачали головами мужчины...

Дома, сидя у печки, Раушан задумалась. Сумрачная низенькая землянка, прежде такая теплая и уютная, теперь казалась холодной и чужой. Неприглядными казались ей и чумазая, облупленная печка, и черный

сундук с поломанным замком, и старая, вся в заплатах, кошма на земляном полу, и выщербленная большая чаша; и вся посуда на деревянной подставке возле порога. На все вокруг она смотрела угрюмо, с неприязнью. Еще вчера все это было привычное, свое, а сегодня опостылело, ни к чему не лежала душа. <Ну, а в чем я виновата? Делила вместе и холод, и голод. Работала с ним наравне. Он может унижать меня как женщину, но труд мой - никак... Теперь меня выбрали председателем аулсовста. Может, в глазах людей и в самом деле кажется диким, что женщина занимает такой пост. Так ведь не напрашивалась, сами же выбрали. Когда Марьям впервые о том заговорила, Бакен находился рядом. Никто его не держал за язык, если бы хотел, он бы сказал, что, мол, нет, не хочу, чтобы моя жена была председателем аулсовета - и все. И потом, когда были выборы, и Таскара, Бияга и другие драли горло: <Предложение инструктора поддерживаем. До сих пор у нас аулнаями были мужчины, но проку от них было немного. Попробуем теперь выбрать женщину. Мы все с удовольствием проголосуем за нашу келин Раушан>. И опять Бакен промолчал и ни слова не сказал. Наоборот, весь сиял. А теперь что же он хочет? Чего дуется? Сердится из-за Демесина? Разве я по молодости или по глупости когда-нибудь позорила его? Если виновата, почему не скажет прямо? Разве я давала повод для насмешек и злорадства сплетнице Кульзипе?> - с обидой думала Раушан.

Вошла какая-то женщина. Космы выбивались у нее из-под жаулыка, вся она была растрепанная, жалкая, ежилась, дрожала от холода. Правый глаз затек, лицо