Читать книгу - "Четвертый тоннель - Игорь Андреев"

— Так, захотелось кое-что поменять в жизни. Вот, видишь, кое-что уже меняется — положил на работу болт и решил сгонять в Австралию…

Мы с двумя друзьями сидели в моей пустой квартире. Пили зеленый чай с тортом, и я делился с ними своими планами, а также дарил им старые DVD-диски с порнухой.

Второй парень, по имени Айрат, говорил мало, в основном слушал. Мы с ним случайно познакомились в моем интернет-блоге. Ругались и спорили о тренингах. Он говорил, что все тренинги личностного роста — секты. Обман и вытягивание денег из доверчивых людей, где их делают психологически зависимыми. Оказалось, что у нас с ним в Москве есть общие знакомые — вот Иван, например.

— Айрат, будь поосторожнее с моим чаем, — подкалывал его я. — У нас в секте зомбирование проводится в том числе через чай. Сейчас выпьешь, а завтра вдруг поймешь, что хочешь в секту.

— Не беспокойся, на меня эти штучки не действуют, — ответил он, улыбаясь.

— Ты ничего не понимаешь в зомбировании. Эффективное вовлечение в секту всегда происходит незаметно, — сказал я, разливая чай в чашки. — Это тебе скажет любой сектовед. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что ничего плохого в секте нет. Приятные люди — и ничего страшного, что пьют кровь христианских младенцев прямо из немытых стаканов. А потом ты вдруг понимаешь, что хочешь отдать свою жизнь во имя великого учения нашего гуру. А раз не жалко отдать жизнь, то подарить секте свою квартиру, тем более, святое дело. Потом тебя будут истязать. Придешь на тренинг, а там тебе будут говорить всякие нехорошие вещи. Дескать, ты жопа и твоя жизнь не работает. Но тебе будет приятно, ведь всем сектантам приятно обмениваться гадостями. Тренер привяжет тебя к батарее и будет бить кнутом до полного просветления. Если повезет, даже будет насиловать с особой жестокостью. А потом ты будешь бегать по улицам с горящими глазами, как у наркомана, и всех убеждать, что проданная квартира это пустяки, ведь главное — это счастье, которое ты обрел в рабстве. Будешь жить в собачьей будке у входа в тренинговый зал и кушать только черный хлеб с водой. Так что поаккуратней с чаем! Закусывай тортиком. Обильная закуска нейтрализует воздействие коварного зелья.

Он взял еще один кусок торта, откусил, посмотрел на меня, и насмешливо сказал, кивнув на торт:

— Это я так… Просто торт вкусный…

Перед тем, как отправиться в путешествие, я уехал из Москвы повидать родителей и попрощаться с бывшей.

Мама с папой уже знали о моих планах, но все еще хватались за голову и пытались отговорить.

— Как же ты поедешь без денег?!

— Так и поеду. Я ведь не буду жить в гостиницах и ездить в поездах. Я буду в контакте с местными жителями.

— Ты думаешь, тебе будут помогать на халяву? — скептично спросил папа.

— Не на халяву, папа. На халяву это когда ты требуешь что-то, ничего не давая взамен. Под этим мы обычно имеем в виду деньги. Есть деньги — есть любовь, нет денег — нет любви. Но ведь бывают и другие мотивы. Например, любопытство. Бесплатное развлечение. Чувство причастности. В конце концов, вспомни, сколько раз ты помогал незнакомым людям, ничего не требуя взамен. Почему ты так делал? Наверное, потому что сделать доброе дело для другого человека — приятно. А если не требуется никаких особых усилий и расходов, то и легко.

— Что ты там будешь кушать? — спросила мама.

— То же самое, что местные жители. Для них накормить белого человека — не убыток, но развлечение. Не беспокойся, мама. И подвозить по пути будут.

— Думаешь, будут? — в голосе отца звучало даже не сомнение, а отрицание.

— Конечно! Представь, вот едешь ты по русской глубинке и видишь — на обочине строит какой-то негр с рюкзаком.

Или китаец. Или индус. Неужели не подвезешь?

— Я-то подвезу. Но ты-то не индус!

— Для китайцев, тайцев и малайцев я все равно что для тебя индус. Да не беспокойтесь вы так. Я не первый так поеду. В России много автостопщиков, они по всему миру годами бомжуют. А я всего-то до Австралии сгоняю на полгода. На Китай посмотрю.

— А как же преступность? Вдруг какой-нибудь дурак даст тебе палкой по башке в твоем Китае?

— Не волнуйся, пап. Они иностранцев не обижают. Пропасть без вести в Москве по пути с работы намного проще, чем попасть в криминальную хронику за границей.

По ходу разговора я придумал, что наврать, чтобы их успокоить.

— Кстати, я не один поеду. Еще несколько ребят едут по такому же маршруту.

— Неужели?! — сказали они хором, с надеждой в голосе.

— Кто еще?

— Я познакомился с несколькими парнями из одного туристического клуба. Они едут в то же время по тому же маршруту. Мы будем с ними сначала связываться по телефону и интернету, а после Китая соединимся в группу и дальше поедем вместе.

Получилось. Мама и папа начали успокаиваться. Если бы я поехал один, то, как всегда, непутевый сын, не от мира сего, сошел с ума. А если не один такой, значит, всего лишь немножко чокнулся, ну ладно, у всех свои причуды.

В итоге договорились, что буду звонить и писать электронные письма…

От разговора с бывшей я не ожидал ничего особенного. Попрощаемся, вот и все… Вечером мы сначала сделали секс. Потом она заплакала.

— Ты не понимаешь, что ты со мной сделал, — говорила Настя сквозь слезы. — Я думала, что ты у меня есть и значит уже все. Уже все, понимаешь? Больше никто не нужен. У меня раньше были другие мужчины, но никто не смог подчинить меня себе, кроме тебя. А теперь, оказывается, я свободна. Мне не нужна эта свобода, понимаешь?

— Я понимаю.

— Ни хрена ты не понимаешь!

— Тебе сейчас тяжело, Настенька, я понимаю. А мне, думаешь, не тяжело? Ты думаешь, мне было легко расставаться с тобой? Думаешь, мне легко сейчас видеть, что с тобой происходит? Думаешь, я ничего не чувствую?

Я начал плакать вместе с ней. Мы продолжали так говорить и обнимались, сидя на кухне.

— Я ведь не хотел сделать тебе больно. Когда мы были вместе, мы были вместе. А когда я понял, что мне нужно в жизни кое-что поменять, я тебе сказал. Что я мог сделать иначе? Неужели ты хочешь, чтобы я жил против себя? Я ухожу не потому, что ты перестала быть мне дорога. Просто мне так нужно. Я тебя люблю. Но мне нужно уйти. Понимаешь?

— Понимаю, милый, — сказала она сквозь плач. — Я все понимаю.

По-моему, она говорила это искренне, и в то же время этими словами пыталась слегка обмануть то ли меня, то ли себя. Точнее, она говорила о понимании так, будто поняв, она приняла его, хотя в ней все еще было много протеста.

Она говорила, что потеряла опору и уверенность в своей нужности как женщины. Я жарко объяснял, что это пройдет, потому что она самая лучшая из женщин. Про себя отметил, что она меня ни в чем не обвиняла, по крайней мере, прямо, только выражала то, что чувствовала в данный момент, и был ей за это благодарен.