Читать книгу - "Серые пчелы - Андрей Курков"

– Чего звонишь? – услышал его удивленный голос.

– Соскучился, – признался пчеловод. – Как там дела?

– Да тихо пока. Последние две недели. А до этого бахали над головой. Кстати, батюшка приезжал, икону подарил и обещал, что церковь отстроят. А потом баптисты были, сказали, что в конце августа угля на зиму привезут! Бесплатно!

– Тебе?

– Ну так и тебе, если ты к тому времени вернешься! Они сказали, что только тем привозят, кто остался!

– Да вернусь я, – забеспокоился Сергеич. – Дом-то стоит?

– А чего с ним? Я к тебе захожу иногда! Туфли твои мокасиновые надевал, те, что в шкатулке! Мягкие, суки, как тапочки!

Пчеловод улыбнулся.

– Ты с ними поосторожнее! – попросил.

– Да что я, не понимаю что ли? – ответил Пашка. – А ты на море уже ходил?

– Да я далеко от моря, но меня отвезут! Обещали!

– Ну ладно, ты позванивай! Одному тут хреново! Хорошо хоть, что ребята из Каруселино снова заезжают. Их русского командира убили, теперь снова кто-то из местных командует. И я к ним за булкой-водкой хожу. А то бы с ума сошел!

Поговорив с Пашкой, захотел было еще Сергеич Виталине позвонить, но что ей сказать – не придумал.

Между делом среди вещей в багажнике картонного Николая Чудотворца отыскал, поставил его в левом углу палатки перед банкой-подсвечником. Нашел и две толстые связки свечей церковных, их тоже в палатку забрал и за подушкой спрятал.

День пролетел, как птица над головой. В голове Сергеича то и дело голос Пашки звучал, сообщавший ему новости. И особенно приятно было ему думать о том, что непутевый его враг-приятель подаренные губернатором туфли надевал. Значит, на месте они, в туфельнице лежат. «Лишь бы он в них в Каруселино не ходил! – забеспокоился вдруг пчеловод. – А то увидят друзья-сепары, по голове стукнут да и заберут туфли себе! С них станется!»

А как стемнело, зажег он в палатке свечу перед Николаем Чудотворцем, а рядом с палаткой костер оживил, чтобы в обоих его временных домах светлее было. Конечно, свечка в палатке по-домашнему светила, не то что костер на полянке. Но ведь «большому дому» костер для освещения и не нужен. Он скорее для уюта и тепла служит, и для того, чтобы Сергеич мог себе то чай сделать, то каши сварить. Прогулялся он к дороге, вниз ведущей, к верхним рядам виноградников, чтобы перед сном на вечерние огни Албата посмотреть. Остановился на привычном месте, однако огней не увидел. Далеко внизу этим вечером поселка не было – для глаз не было. Но не сводил Сергеич взгляда с невидимого поселка, чьи уличные фонари и светлячки окон обычно радовали его перед сном. Продолжал смотреть и удивлялся одновременно, как постепенно проявлялся в неплотной южной темноте не освещенный электричеством Албат. Проявлялся как что-то неживое, как далекие руины покинутого села. Как, наверное, ночная родная Малая Староградовка, если на нее ночью хоть из Каруселино, хоть от Ждановки смотреть.

Вспомнил пасечник утренние слова Бекира о том, что электричество пропало. Значит, до сих пор нет.

Задумался он о своей жизни без электричества. Оно, конечно, поначалу непривычно было, даже болезненно! Потому что привыкать к темноте экрана телевизора оказалось намного сложнее, чем к отключившемуся холодильнику. Но привык – и ничего. Вон, пчелы ведь живут без электричества! Значит, и люди могут! Чем же люди хуже пчел?

И сразу же Сергеич со своей мыслью не согласился. «Нет, люди хуже пчел!» – решил.

Но тут об Айсылу и ее детях подумал. И снова свою мысль поправил: есть люди, которые хуже пчел, есть люди – как пчелы. Ну а людей, которые лучше пчел, наверное, нет.

Решил Сергеич Айсылу свечек отнести. Кто знает, когда им электричество вернут? Может, завтра, а может, и через неделю!

Достал одну связку. Опустил ее в пакет и в руке приятную тяжесть почувствовал – связка-то толстая и увесистая, свечей в ней с полсотни будет. Отправился к поселку, наслаждаясь неожиданной вечерней прохладой.

Первые дома Албата-Куйбышева с немыми, темными окнами напугали немного. Сергеич пару раз на уличные фонари голову задирал, словно надеялся хоть там чуток света заметить. Однако вокруг царствовала темень. И хотя привыкшие к ней глаза помогали в этой темени ориентироваться, но отсутствие огней добавляло в вечернюю тишину тревожности. Слишком тихим казался теперь поселок, словно спрятался он от страха, в себя ушел. И собаки молчали, и машины по улицам не ездили!

Ноги сами Сергеича к мечети вывели. Там он направо повернул. Уже зайдя во двор к Айсылу, прислушался еще разок к миру. И понял, что мир вокруг дыхание затаил. Поднялся на порог, ухо к двери приложил. В доме еще не спали. То ли шаги, то ли скрип половиц услышал он. Хотел было постучать, но вдруг передумал: «Нет, еще в гости попросят! Они же хлебосольные…»

Опустил Сергеич пакет со свечами под ноги. А потом ударил три раза по двери кулаком и к калитке заспешил.

Уже на улице услышал он, как дверь в доме отворилась, как поднятый с порога пакет со свечами зашуршал.

Назад Сергеич шел налегке. И не потому, что руки теперь свободны были. Радость совершенного доброго дела мысли его заполнила и словно сил добавила. Потому и подъем к себе на пасеку не утруждал ни тело его, ни голову.