Читать книгу - "Над гнездом кукухи - Кен Кизи"

обрабатывали Сифелта, чтобы он увидел свои проблемы в правильном свете («Это всё дилантин!» — вопит он наконец. «Так, мистер Сифелт, если вы хотите помощи, надо смотреть правде в глаза», — говорит она. «Но это же все из-за дилантина; разве он не размягчает мне десны»? — Она улыбается. «Джим, вам сорок пять лет…»), а потом глянул на Макмёрфи, сидевшего в своем углу. Он не игрался с колодой карт и не дремал, уткнувшись в журнал, как делал последние две недели. И он не расслаблялся. Он сидел наготове, переводя напряженный, дерзкий взгляд между Сифелтом и Старшей Сестрой. Я смотрел на них, и звон нарастал. Глаза его казались синими полосками под белыми бровями, и он стрелял ими туда-сюда, как за карточным столом в разгар игры. Я был уверен, что он сейчас выкинет какой-нибудь фортель, из-за которого точно угодит в беспокойное. Я и раньше видел такое выражение лица у ребят перед тем, как они кидались на черного. Я ухватился за подлокотник и стал ждать, боясь, что сейчас что-то будет, и в то же время немножко боясь, что не будет.

Он молча сидел и смотрел, пока не разделались с Сифелтом; затем чуть повернулся и стал смотреть, как Фредриксон, пытаясь как-то вступиться за друга, ерепенился несколько минут о том, что сестра забрала их сигареты. Выпустив пар, Фредриксон покраснел, извинился и сел на место. Макмёрфи все так же сохранял спокойствие. Я уже расслабил руку, сжимавшую подлокотник, подумав, что зря тревожился.

До конца собрания оставалась всего пара минут. Старшая Сестра сложила бумаги, убрала в короб и опустила его с коленей на пол, а затем глянула на Макмёрфи, словно хотела убедиться, что он не спит и все слышит. Сложив руки на коленях, она посмотрела на свои пальцы и глубоко вздохнула, качая головой.

— Ребята, — сказала она, — я очень серьезно думала над тем, что сейчас вам скажу. Я обсудила это с врачом и с остальным персоналом, и, как бы нам ни было жалко, мы все пришли к единому мнению — что следует подвергнуть вас какому-то наказанию за безобразное отношение к вашим обязанностям, имевшее место три недели назад. — Она подняла руку и обвела всех взглядом. — Мы ждали все это время, надеясь, что вы сами додумаетесь принести извинения за ваше бунтарское поведение. Но ни один из вас не проявил ни малейших признаков раскаяния.

Она снова подняла руку, точно механическая гадалка в стеклянной будке, упреждая любые возможные возражения.

— Поймите, пожалуйста: мы не устанавливаем для вас те или иные правила и ограничения, не обдумав как следует их терапевтическую значимость. Очень многие из вас здесь потому, что не смогли приспособиться к общественным нормам во внешнем мире, потому что отказались признавать их, потому что пытались обходить и избегать их. Когда-то — скорее всего, в детстве — вам, вероятно, сошло с рук пренебрежение общественными нормами. Вы нарушили некие нормы и поняли это. Вы хотели получить по заслугам, нуждались в этом, но наказания не последовало. Такая глупая снисходительность со стороны ваших родителей могла посеять семя вашей текущей болезни. Я говорю вам это, надеясь, что вы поймете, что мы следим за дисциплиной и порядком исключительно ради вашего блага.

Она обвела взглядом палату. Взгляд ее внушал пациентам, что ей не доставляет удовольствия быть строгой. Было тихо, не считая жуткого, сводящего с ума трезвона у меня в голове.

— Трудно поддерживать дисциплину в таких условиях. Вы должны понимать это. Что мы можем с вами сделать? Арестовать вас нельзя. Посадить на хлеб и воду нельзя. Вы должны понимать, что персонал столкнулся с проблемой; что нам остается?

Тут Ракли сказал свое слово, даже два, но она оставила его без внимания. Ее лицо стало меняться с тикающим звуком, принимая нужное выражение. И наконец она сама ответила на свой вопрос.

— Мы должны лишить вас какого-то преимущества. Тщательного обдумав обстоятельства этого бунта, мы решили, что будет по-своему справедливо лишить вас преимущества старой душевой, которая нужна вам для игры в карты в течение дня. Справедливо, как считаете?

Она не повернула головы. Не посмотрела в его сторону. Но все один за другим стали смотреть на него. Даже старые хроники, удивленные тем, что все смотрят в одну сторону, вытянули свои щуплые птичьи шеи и повернулись к Макмёрфи — на него обращались лица, полные голой, робкой надежды.

Звон у меня в голове перешел в визг шин, тормозящих по асфальту.

Макмёрфи сидел с прямой спиной, лениво почесывая большим красным пальцем шрам на носу. Он усмехнулся всем, смотревшим на него, и вежливо коснулся козырька, а затем взглянул на сестру.

— Что ж, — сказала она, — если мы не будем обсуждать эту меру, думаю, час почти истек…

Она осеклась и посмотрела на него. Он пожал плечами, с громким вздохом хлопнул себя по коленям и встал. Потянулся и зевнул, снова почесал нос и пошел вразвалку, подтягивая штаны, через всю палату к сестре, сидевшей перед своей будкой. Я понял, что поздно уже мешать ему делать глупость, и молча смотрел, как и все. Он шагал великанскими шагами, засунув большие пальцы в карманы. Его подкованные башмаки высекли искру из кафеля. Он снова был лесорубом, крутым игроком, здоровым рыжим ирландцем, ковбоем из телека, шагающим по середине улицы навстречу судьбе.

Глаза Старшей Сестры полезли на лоб. Она не ожидала ничего подобного. Она рассчитывала окончательно разделаться с ним, рассчитывала утвердить свою власть раз и навсегда. А этот громила все ближе!

Она уже приоткрыла рот и стала искать взглядом черных ребят, напуганная до смерти, но он остановился, не дойдя до нее. Остановился перед окном и сказал вальяжным низким голосом, что решил взять себе одну пыхалку, купленную утром, после чего пробил рукой стекло.

Стекло разлетелось брызгами, словно вода, и сестра зажала руками уши. Макмёрфи взял блок сигарет, на котором было написано его имя, вынул одну пачку, положил блок, повернулся к Старшей Сестре, сидевшей, точно гипсовая статуя, и принялся бережно смахивать осколки с ее шапки и плеч.

— Мне так жаль, мэм, — сказал он. — Боже ж мой. Это стекло было таким кристально чистым, что я совершенно забыл про него.

Все это длилось пару секунд. Он развернулся, оставив сестру сидеть с дергающимся лицом, и прошел через палату обратно к своему креслу, закуривая на ходу.

Звон у меня в голове прекратился..

Часть