Читать книгу - "Над гнездом кукухи - Кен Кизи"

— И-и-и-и-а-а-у-у-У-У-У-у-у-м-м-м… Земля, земля: вижу ракету, беру на прицел…

Мартини наклоняется и целится сквозь колечко патрубка. Закрывает один глаз и щурится другим в колечко.

— Есть цель! Готовься… По цели… Огонь!

Он отдергивает руки от пульта, резко распрямляется, волосы дыбом, и таращится на душевую кабинку в диком ужасе, так что все картежники смотрят туда, но не видят ничего, кроме новых холщовых ремней с застежками, висящих между патрубков.

Мартини поворачивается и смотрит на Макмёрфи. На него одного.

— Видал их? Ну?

— Кого видал, Март? Никого я не вижу.

— На энтих ремнях? Ну?

Макмёрфи поворачивается и щурится на душевую кабинку.

— Не-а. Ничего.

— Погоди-ка, — говорит Мартини. — Им надо, шобы ты их увидал.

— Черт, Мартини, я же сказал, что ничего не вижу! Понял? Не одарен!

— Ну шо ж, — говорит Мартини, кивая и отворачиваясь от душевой кабинки. — Я их тоже не вижу. Так тока, шучу.

Макмёрфи подснимает колоду и тасует с характерным шелестом.

— Что ж… я таких шуток не понимаю, Март.

Он снова подснимает, и карты разлетаются повсюду, словно колода взорвалась у него в дрожащих руках.

Помню, снова была пятница, через три недели после нашего голосования за бейсбол, и всех, кто мог ходить, согнали в первый корпус, якобы на рентген грудной клетки для профилактики туберкулеза, но я-то знаю, они проверяли, в порядке ли наша механика.

Мы сидим на длинной скамье, тянущейся вдоль всего коридора, у двери с табличкой «Рентген». На соседней двери табличка «Ухо-горло-нос»; там нам зимой смотрят горло. По другую сторону коридора тоже тянется скамья, до той самой металлической двери. С заклепками. Без таблички. На скамье рядом кемарят двое ребят между двумя черными, пока другому пациенту прочищают мозги, и я слышу его крик. Дверь — шух — открывается внутрь, и я вижу, как мигают лампы. Пациент еще дымится, когда его выкатывают, и я хватаюсь за скамейку, чтобы меня туда не засосало. Черный с белым поднимают на ноги другого белого со скамьи, и тот пошатывается от химии. Обычно» перед электрошоком дают красные таблетки. Его запихивают в дверь, и техники берут его под руки. На секунду я вижу, что он понимает, куда его привели, и упирается обеими ногами в бетонный пол, а дальше звуконепроницаемую дверь — фамф — закрывают; я остаюсь по эту сторону.

— Старик, что там такое творится? — спрашивает Макмёрфи Хардинга.

— Там? Ну разумеется, тебе ведь еще незнакомо это удовольствие. Жаль. Каждый должен испытать такое. — Хардинг закидывает руки за шею и косится на эту дверь. — Это шокоблок, о котором я тебе не так давно рассказывал, друг мой, ЭШТ: электрошоковая терапия. Там счастливчикам устраивают бесплатный вояж на луну. Хотя, нет, не совсем бесплатный. Вместо денег расплачиваешься клетками мозга, которых у каждого миллиарды. Так что волноваться не о чем. — Хардинг хмуро смотрит на одинокого пациента на скамье. — Похоже, сегодня клиентов немного, не то что в прежние годы. Что ж, се-ля-ви[23], моды преходящи. И боюсь, мы наблюдаем закат ЭШТ. Наша дорогая главная сестра — из тех немногих, кто имеет смелость отстаивать достославную фолкнеровскую[24] традицию лечения умственных расстройств выжиганием мозга.

Открывается дверь. Выкатывается каталка, сама по себе, и заворачивает за угол на двух колесах, оставляя за собой облако дыма. Макмёрфи смотрит, как забирают последнего пациента, и дверь закрывается.

— Так они что, — Макмёрфи вслушивается, — берут какого-нибудь птаха и шибают по башке электричеством?

— Исчерпывающее описание.

— И какого рожна?

— Ну как же, ради блага пациента. Все здесь делается ради блага пациента. Иногда может возникнуть впечатление, если судить только по нашему отделению, что больница — это большой отлаженный механизм, который мог бы прекрасно функционировать, если бы ему не мешали пациенты, но это не так. ЭШТ не всегда служит карательным целям, как его применяет наша сестра, и это не чистый садизм со стороны медперсонала. Отдельных больных, считавшихся неизлечимыми, удавалось вернуть в сознание с помощью электрошока, так же как кому-то помогла лоботомия или лейкотомия[25]. Лечение шоком имеет свои преимущества: это дешево, быстро и совершенно безболезненно. Это просто искусственный припадок.

— Дожили, — бубнит Сифелт. — Одним дают таблетки, чтобы не было припадка, других бьют током, чтобы был припадок.

Хардинг наклоняется к Макмёрфи и рассказывает:

— А придумали это вот как: два психиатра захаживали на бойню, бог знает по какой извращенной прихоти, и смотрели, как убивают скот ударом молота промеж глаз. Они отметили, что иногда животное не умирает, а валится на пол и дергается, словно при эпилептическом припадке. «Ах зо[26], — говорит один врач. — Это в тошности то, что нам нушно для наших пациентов, — пгоизвольный пгипадок!» Коллега, конечно, его поддержал. Известно, что после эпилептического припадка человек становится спокойнее и покладистее на какое-то время, а буйные больные, совершенно невменяемые, становятся способны вести связный разговор. Почему так, никто не знал; и до сих пор не знают. Но не вызывало сомнения, что, если найти способ вызывать припадок у людей, не страдающих эпилепсией, можно добиться внушительных результатов. А тут перед ними стоял человек, вызывавший припадок за припадком с удивительным апломбом.

Скэнлон говорит, что тот тип использовал молот за неимением бомбы, но Хардинг отмахивается от такого предположения и продолжает свой рассказ:

— Забойщик пользовался молотом. И вот здесь у коллеги возникли сомнения. Человек все же не корова. Молот еще, чего доброго, соскользнет, нос сломает. А то и зубы выбьет. Куда им тогда деваться? Платить за установку вставной челюсти им не улыбалось. Если уж они решили бить людей по голове, нужно было найти что-то понадежней и поконкретней молота; в итоге они выбрали электричество.

— Господи, а они не подумали, что это может быть опасно для здоровья? Неужели общество не возбухло на этот счет?

— Сдается мне, не очень ты понимаешь общество, друг мой; в этой стране, когда что-то выходит из строя, чем быстрее это исправят, тем лучше.

Макмёрфи качает головой.

— Ё-о-ксель! Электричеством по башке. Старик, это ж как поджарить кого-то на электрическом стуле за убийство.

— Оба этих действия имеют в своей основе больше общего, чем может показаться; и то и другое — лекарство.

— И говоришь, это не больно?

— Я это лично гарантирую. Совершенно не больно. Одна