Читать книгу - "Рыжая полосатая шуба. Повести и рассказы - Беимбет Жармагамбетович Майлин"

- Был бы жив Бекберген, давно бы во всей округе были и коллективы, и артели,- вздохнул кто-то.

Вот опять это имя. Ну кто же он, этот загадочный Бекберген? Просто уже не терпится узнать об этом.

- Да, кто он - этот Бекберген?

На тебя смотрят с недоумением и даже с явным упреком: <Да что это за человек такой, который даже нашего Бекбергена не знает?> Кали придвигается в круг, усаживается поудобней. Теребит, оглаживает бороду, вскидывает голову, спокойным голосом начинает рассказывать.

- Вы ведь издалека приехали и, конечно, можете не знать. Был у нас такой почтенный человек...

- Ясно, что не знает,- поддакивает кто-то.-Товарищ в наших краях впервые.

- Звали его Бекберген, - продолжает Кали. - Он наш земляк. Из этого вот аула. Одной мы с ним крови. Был он бедняком, но таким живым, бывалым. Чего он только не пережил, не перевидел?! Прозябал батраком. Глаза у него открылись при Советской власти. Постепенно привлекли его к делу. Сначала выбрали в сельсовет. Потом - в заемопомощь. Потом - он стал аулнаем, заместителем председателя волостного Совета. Стал ездить на уездные и губернские съезды. Со временем пообтерся, узнал жизнь, стал деятельным. И старался все новое насаждать в аулах...

Вначале мы не очень его одобряли. <Ради корысти своей старается>, - поговаривали иные. Однако от всех своих хлопот Бекберген и крохи выгоды не извлек и ни на волосок не обогател. Я это говорю не потому,

что он умер, а потому, что оно взаправду так и было. Днем и ночью он был в разъездах, в хлопотах, но никогда ни у кого и мотка ниток за то не попросил. Все за свой счет мотался. Простодушный был, добрый. Не раз говорил: <Хуже бывало, а я и тогда не горевал. А теперь и лошадка есть, и корова есть. Так что мне еще надо? Отныне все силы и труды свои посвящу на благо земляков...>

Года три тому назад, это было, съездил он в губернию. Тогда еще работал в волостном Совете. Пристал, значит, собрал всех нас, вот здесь сидящих, да и давай уговаривать: <Вступайте в артель, создавайте коллектив, надо построить школу!> Никто возражать не стал, и артель организовалась. Теперь она - <Каинды-сай> -первая во всем уезде. Вот грамоту недавно получили...

Школа эта тоже носит имя Бекбергена. Фотографию его вы сейчас сами видели. Без него школы и в помине не было бы.

К четвертому аулсовету относилось десять аулов из четырех родов. Но не все эти роды были равные. Пятью аулами владел род Тансык - самый богатый и уважаемый. Что он хотел, то и творил. Все волостные и аулнаи происходили оттуда. Грамотеи тоже. Так что их слова всегда были законом. Однако Советская власть пришла, и новым ветром подуло. Начали бедняки поднимать голову. Раньше мы даже не осмеливались близко подходить к этим аулам с подветренной стороны, а сейчас свободно сидим среди них. Даже на почетное место иногда лезем. Вот как! Раньше все дела решали аулы Тансыка, а сейчас все решается сообща.

Но не даром это нам досталось, нет, не даром. Люди этого рода во всех конторах сидели, и так ловко обделывали они свои дела, что у многих руки опускались.

Вот тут-то и показал себя Бекберген. Он смело выступал против этих богачей. Они и так, и сяк

старались его обойти, а он ни в какую. Он их перед всем народом разоблачал, все воровские замыслы распутывал, и под его руководством бедняки принимали нужные решения. А власти их всегда поддерживали.

В четвертом аулсовете самый бедный был наш аул. Он испокон веков не вылезал из нищеты. И в поисках пропитания, бывало, разбредались его бедняки кто куда, бросая родные места. И если аул все же не вымер, а мы теперь живем по-людски, то только благодаря новой власти.

В то время аулнаем был некий Жакен. Сын бедняка, он, получив власть в руки, забыл про все и мигом переметнулся на сторону богачей. Всюду он старался потакать роду Тансык. Поступала какая-нибудь помощь от государства, - аулнай спешил облагодетельствовать прежде всего байские аулы, а беднякам не доставалось ничего. Часто он даже ни с кем и не советовался, и делал что хотел. Так получилось и со школой. Власти разрешили открыть школу в четвертом аулсовете. А Жакен-аулнай состряпал такую бумагу, что школа открылась в ауле Турсуна. А Турсун - самый первый богач в роду Тансык. Нынче мы конфисковали его имущество и самого выслали подальше. Так вот этот Турсун отдал под школу прихожую и еще стал брать ежемесячную плату.

Об открытии школы мы узнали поздно. Спохватились: <Как же так получилось? Раз власть бедняцкая, значит, и школа должна быть для бедняков. Почему ее открыли в доме бая Турсуна? Или считают, что нашим детям и грамота не нужна?> Поворчали между собой, возмутились, а в открытую никто ничего так и не сказал. Услышали, что начинается учеба, ну и повели ребятишек в байский аул...

Был такой - Тобакабыл. Тоже из рода Тансык. Девять лет ходил в биях. Сын его, Салим, выучился на муллу.

В их ауле была мечеть. В ней Салим и служил. И вдруг в новую школу учителем назначили этого муллу! Мы опешили, когда узнали об этом. Даже засомневались: <Какая же это школа? Наверно, священные книги долбить будут?> Походили, порасспросили. Нет, говорят, самая настоящая школа...

Вы заметили при входе в школу круглорожего чернявого мальца? Это мой сын. Нынче ему двенадцать стукнуло. Только что окончил начальную школу. Его-то я тогда и привел к Салиму-учителю. Некий Ибрай согласился взять мальчика к себе в дом. Осталось устроить его в школу. Пришли в школу, а класс битком набит. И малыши сидят на коленях. Ну точь-в-точь, как мы когда-то перед муллой сидели. И опять я подумал: <Да, что ж это за школа, если в ней все по старинке?..>

- Дорогой Салим,- начал я.- Вот я привел к вам своего мальца... - Должно быть, он меня не знал или просто не узнал. Насупился и уставился в окно.

- Видите: полный набор. Никого больше принимать не можем.

Я испугался. Растерянно оглянулся. Ничего не понимаю. Школа открыта в четвертом аулсовете. Значит, в ней в первую очередь должны учиться дети ближайших аулов. Так где им и учиться, если не у себя?

- Как же так, дорогой, - говорю. - Мы ведь соседи. Кого же