Читать книгу - "Всадник с улицы Сент-Урбан - Мордекай Рихлер"

— Да, да, все так, все опирается на факты, Джейк! Мы изучили послужные списки сорока таксистов — из них двадцать взяли с длительным опытом безаварийной езды, а другую половину из тех, кто явно склонен попадать в аварии. Безопасные водители чаще всего спокойные, выдержанные мужчины, чуть ли не туповатые. Происходят из стабильных семей, верны женам, к азартным играм равнодушны и вежливы с пассажирами. А постоянные участники аварий обычно в социальном плане не устроены. У тринадцати пьющие отцы и властные матери. Двенадцать бросили школу и подростками привлекались к суду. Восемь человек признались в сексуальной распущенности. Тринадцать не могут долго проработать на одном месте. Четырнадцать гнали самогон. Мы называем таких «личностями с легкой психопатией».

— Смотри-ка ты, — сказал Джейк, потирая подбородок. — Это надо же!

— Что интересно, у них есть общие черты. Обычно они понятливы, но импульсивны, ненавидят дисциплину, терпеть не могут монотонность и хотели бы работать на себя. Они хорошо говорят, но плохо слушают. Неконтактны. Стремятся всегда быть в центре внимания. Более того, мы заметили, что у нарушителей скоростного режима есть общее характерное свойство. Скрытая агрессивность, направленная против начальства. В то время как безопасный водитель борьбу с неудовлетворенностью ведет в социально приемлемых формах, аварийщик использует машину в качестве средства выражения враждебности. Эти исследования убедили нас, что аварийщики испытывают злобу на начальство — на полицейских и своих работодателей. И во всем винят других водителей, особенно женщин. Так что можно даже сузить, сфокусировать направленность их вражды: это их жены и перво-наперво властные мамаши, которые их угнетали. В крайних случаях справедливо было бы сказать, что они используют автомобиль, чтобы… доказать свою мужскую состоятельность. Пытаясь подчеркнуть маскулинность, заводят себе машины с форсированными моторами и дают выход мстительным чувствам по отношению ко всему женскому полу.

— А ребенок, которого такой собьет, — озабоченно проговорил Джейк, — может быть и твоим!

— Вот именно! Именно так, Джейк. Следует понимать, что большая проблема нашей культуры в том, что о мужчине слишком часто судят по тому, насколько он способен рисковать.

Тут наконец Джейку удалось зажать Дуга в уголок и поговорить наедине.

— Нет, я, конечно, понимаю, вы такое слышали и прежде, но я все-таки хотел бы высказать вам восхищение, которое у меня всегда вызывали ваши работы.

— Ну, спасибо, Джейк. Рад причислить вас к своему фан-клубу.

Муд-дак.

— В ваших вещах чувствуется настоящая, живая плоть. Они заставляют думать.

— А теперь скажите-ка мне, куда вы-то движетесь? О чем ваши мечты?

— Как хорошо, что вы спросили! Умираю, до чего хочу попасть на телевидение — теперь, когда оно наконец начинает развиваться и в Канаде. Хотел бы режиссировать, но, понимаете, таких связей, как у вас, у меня, конечно, нет. Вряд ли кто на Си-би-си захочет со мной даже увидеться.

— Когда вы говорите режиссировать, вы подразумеваете просто работу или призвание?

— Естественно, призвание. Америка с ее лихорадочной погоней за деньгами не для меня. Хочу оставаться в Канаде, сказать свое слово здесь. Может быть, когда-нибудь смогу ставить такие же хорошие пьесы, как ваши.

— Такие же проблемные?

— А то! Я уже начинаю чувствовать, что без этого и вовсе никуда.

— Гм. Вообще-то я ужасно не люблю кумовство.

— Я тоже, Дуг.

— Взять хотя бы Югославию. Коррупция там способна загубить даже общество, устроенное на принципах социализма!

— Согласен на все сто процентов. Но я-то ведь, вы ж понимаете, простой рабочий парень. Я не ищу никаких поблажек. С радостью согласился бы начать как рабочий сцены, если передо мной будет маячить открытая дверь. Ну, хоть щелочка.

— Я должен подумать.

— Да вы особо-то не берите в голову, Дуг. Для вас важнее всего писать! Цена вашего времени неизмерима, но… в общем, я конечно же был бы очень благодарен, если бы такой знаток людей замолвил за меня словечко.

Дженни перехватила Джейка в коридоре.

— Ты меня ненавидишь?

— Дженни, ну что ты.

— Значит, любишь?

— Ну да. Конечно.

— Ведь как я старалась! Училась, штудировала литературу, выкладывалась так, что аж до ненависти ко всей этой галиматье, чтобы, если когда-нибудь удастся оказаться среди тех, кого тогда считала светлыми личностями, талантами, могла бы в их компанию вписаться. Понимать их язык, аллюзии там всякие, коннотации… И что же? Знаешь, как я различаю людей, которые действительно чего-то стоят, среди всей той шатии, что у нас болтается? Это те, кто весь вечер проводит, болтая с Ханной. С моей мамашей, дурищей такой, — чем она только заслужила подобное с их стороны внимание? А меня избегают! И Дуга то и дело подкалывают. Если только им не требуется его покровительство.

— Вот как? — не найдя ничего лучшего, проговорил Джейк.

— Да, пацан, пуговки на ширинке у тебя застегнуты, но честолюбие торчит. А ведь ты не был таким расчетливым!

— Расту, — сказал Джейк, увлекая Дженни наверх, к ее спальне. — А теперь расскажи мне про Джо. Так был он коммунистом или нет?

— Да кто может знать, кем он был. Или есть — ведь он лжец, каких мало!

После приезда Джо первый же счет за телефон пришел такой, что только держись. Переговоры с Нью-Йорком, Сан-Франциско, Голливудом, причем некоторые по двадцать минут.

— Эти счета он оплачивал наличными, — вспоминала Дженни.

— И что — ты так и не спросила, чем он все эти шесть лет занимался?

— Ладно, о’кей, спросила. Однажды вечером (пьян, как всегда, был в стельку, это уж будьте покойны) он рассказал мне, что в тридцать восьмом очутился в Испании, в Мадриде.

— Господи, так вот откуда шрамы на спине!

— Конечно. Только появиться они могли по причинам самого разного свойства.

— А что он тебе еще рассказывал?

— Что из Испании он уехал в Мексику. В Койоакан.

Ух ты! Пригород Мехико. Тогда там еще жил сам Троцкий! У Джейка учащенно забилось сердце. Он рассказал Дженни, как его приняли за Джо и остановили на американской границе.

— Ну и что? Почему это обязательно должно быть связано с политикой? Ты думаешь, он воевал в Испании. А я уверена — бегал от гангстеров. Домой пришел зализывать раны, почувствовал, что его тянет ко мне и ради меня снова ушел.

— Ну ты и загнула, Дженни!

— Вот этого не надо. Думаешь, я прямо все-все тебе стану рассказывать?

Снизу вдруг донеслись раскаты хохота. Вопли восторга.

— Опять она за свое! — нахмурилась Дженни и, стукнув кулаком по подлокотнику кресла, резко встала. Джейк потащился следом.