Читать книгу - "Всадник с улицы Сент-Урбан - Мордекай Рихлер"

Хотя и ярковато накрашенная, со влажно поблескивающими и слишком красными губами, Дженни оставалась безмерно привлекательной женщиной, по-прежнему жизнерадостной и непредсказуемой, и в глубине ее черных глаз по-прежнему таился огонек. Она поведала Джейку, что горько разочарована тем, куда движется Арти. Учится на зубного врача!

— Легко предсказуемый исход для человека с синдромом гетто. Во всяком случае, надеюсь, он… удовлетворен.

— А ты? — спросил Джейк, дивясь тому, как он обиделся за Арти.

— Что ж, по крайней мере, я не полезла в беличье колесо позолоченного гетто. Выплескиваю сексуальную фрустрацию, организуя благотворительные базары. Совсем как твоя кузина Сандра. В общем, можно сказать, занята полезным, осмысленным делом. А как наша дражайшая Дорис?

— Да все так же, наверное. Я-то ведь с ней практически не вижусь.

— Ты знаешь, она фригидна. Ее муж звонит мне, когда бывает в Торонто. Думаю, он наслышан о том, какие важные у нас бывают люди. Да и о том, что я еще та штучка. В общем, я каждый раз отвечаю, что ему нужна не я, а девочка по вызову. Я не обслуживаю путешествующих членов из общества «Бней Брит»[161].

Особенно тех из них, кто, как я подозреваю, не очень-то в этом деле хорош. «Извини, детка, кажется, я рановато кончил…» Видел бы ты его рожу при этом! Я думала, он тут же поседеет.

Оба сидели зажатые, а Джейк и вовсе вдруг оторопел, когда услышал, что в ванной кто-то пустил душ и, подражая Фрэнку Синатре, запел:

Вот бы снова в Мандалей!

Где крылатых рыбок стаи

В небо радостно взлетают,

Проносясь у самых рей…

— Ну, ты прямо пуританин какой-то! — вдруг усмехнулась Дженни. — Настоящий Херш. Кроме того, никто ж не думал, что ты придешь на полчаса раньше!

Вскочив, Джейк забормотал:

— Ладно, я потом, я попозже зайду.

— Приходи завтра. Позавтракаем вместе.

В вестибюле Джейк ошеломленно опустился на кожаный диван. Вот тебе и Мандалей! Сидел, сидел, и вдруг из лифта выходит Додик Кравиц.

— Ах ты, с-сукин ты сын! — вырвалось у Джейка.

— Ревнуешь? — поинтересовался Додик.

— Додик, сделай мне одолжение. Отстань от нее.

Додик язвительно ухмыльнулся, пальцами снял с языка воображаемую волосинку, поиграл бровями и, аккуратно выпустив волосинку, проследил ее медленное падение на ковер.

— Ты понимаешь, тут дело в чем… Муж-то ее на семи иннингах ни одного хоумрана ей не дает исполнить, — сочувственно объяснил он.

На что нацеливался Додик, Джейк понял после того, как следующим утром они с Дженни позавтракали, и она объявила, что желает вырвать его из лап Хершей. Купит ему билет на самолет и поможет пробиться на телевидение в Торонто.

И они полетели одним рейсом.

— Додик чувствует, что у него заколодило, — объяснила Дженни. — И подумывает, не начать ли все заново в Торонто.

— Ох, не стоит тебе с ним связываться! Он тебя хочет только использовать.

— А ты?

7

Муж Дженни ждал их в гостиной.

— А вот и он, — подпихнула Дженни к нему Джейка. — Мой маленький Джейк, который когда-то щупал меня в кино. Нет, ты это можешь себе представить?

— Что ж, ты у нас девушка боевая! — сказал на это Дуг, с вымученной улыбкой разглядывая свои замшевые туфли.

Дуг Фрейзер, один из самых смелых, бескомпромиссных и плодовитых канадских драматургов, работал для сцены и для радио, писал и собственные пьесы, и инсценировки, причем штук по тридцать в год. Чего ему было не занимать, так это юмора. В одной из его пьес, к примеру, некий выбившийся из низов крупный бизнесмен самозабвенно вкалывает, чтобы заработать… СВОЙ ПЕРВЫЙ МИЛЛИОН. Наконец он получает его, провернув величайшую в жизни сделку, готовится теперь уделить время семье — ну, наконец-то! — и тут врач ему сообщает, что никакой язвы у него нет. У него рак желудка!!! Что и предлагается в качестве этакого финала, в каком-то смысле, пожалуй, мрачноватого. Высоколобую канадскую Си-би-си это не отпугнуло, но ни один американский канал с запуском его пьесы не торопился — ясное дело, им такое не по зубам, особенно, как выразился Дуг, в век оптимизма.

Детьми Дженни с Дугом не обзавелись. Таков, как они говорили, их ответ ядерной бомбе. У Дуга в кабинете стояли картотечные шкафы с наклейками: ИДЕИ, ПЕРСОНАЖИ и КОНТРАКТЫ.

— Я ведь не какой-нибудь длинноволосый нищий стихоплет из мансарды.

Джейк поинтересовался, как поживает Ханна.

— Только что заходил Люк. Увел ее в кино. На нового «Тарзана», — сказал Дуг и покачал головой.

— Вот и к лучшему, — несколько натужно проговорила Дженни. — То есть просто замечательно. Теперь они только поздней ночью вернутся. Причем пьяными.

Вопрос про Джо Джейк не задавал до тех пор, пока не разлили по стаканам.

— Представляешь, прошло столько лет, и вдруг во мне проснулась болезнь, которой страдала мама, — призналась Дженни, сама над собой посмеиваясь. — Иногда мне кажется, что я вижу его на улице. Выпрыгиваю из автобуса, подбегаю к совершенно незнакомому человеку, которого будто бы узнала со спины, и кричу: Джо! Но всегда это оказывается не он.

Она рассказала, что всю свою пятинедельную побывку на Сент-Урбан Джо чудовищно пил. Способен был часами просиживать в полумраке гостиной перед бутылкой «Чивас Ригал» — весь в каких-то своих мрачных грезах. Она часто спрашивала, зачем он вообще через шесть лет домой явился, но до ответа он снизошел лишь однажды.

— Жду звонка по межгороду. В любой момент мне могут позвонить.

Вечерами он из дому выходил, а когда возвращался, первым его вопросом было: «Мне не звонили?» К утренней почте Джо тоже кидался первым. И вставал раньше всех. Если приходило письмо для Дженни — какое-нибудь извещение о концертном абонементе или, к примеру, что-то из ее вечерней школы — он заходил к ней в комнату, будил ее.

— При этом он, конечно, знал, что я сплю без пижамы.

Затем она опять обрушилась на его пьянство.

— Бутылка в день это ему было трын-трава.

Так что, по словам Дженни, если ее будил среди ночи стук упавшего стула, нечленораздельная сдавленная брань или чье-то тяжкое дыхание у нее за дверью, она знала, что Джо, как бывало прежде с его отцом, опять в стельку пьян. Потом до нее доносились хрипы и кашель из сортира, где он блевал, или он вдруг принимался звонить по телефону, ронял трубку, кричал на телефонистку. По утрам Ханне приходилось перестилать его постель, мыть туалет и нести костюм в химчистку.

— В этом вся мамочка, — запоздало сетовала Дженни. — Мамочка, которая за всю жизнь ни разу не подмела у меня в комнате!