Читать книгу - "Все случилось на Джеллико-роуд - Мелина Марчетта"

Уже потом я понимаю, что Джона Григгс играет в регби, и уж для него-то явно не проблема отбиться и уклониться от кучки слабаков, для которых все участие в контактных видах спорта сводится к ссорам после партии в шахматы. Поэтому неудивительно, что, когда я на секунду оборачиваюсь, он пробивается через ряды наших ребят. Все происходит как в замедленной съемке, потому что наши взгляды встречаются и я кричу Раффи и Бену, чтобы не останавливались. Что-то в глазах Григгса подсказывает, что наша армия не сможет его задержать. Когда мы вбегаем в лес, Раффи делает крюк, и я понимаю, что она направляется к Молитвенному дереву, потому что для горожан еще слишком рано.

Молитвенное дерево напоминает Иерусалим. Когда-то оно было нашим, тропа, ведущая к нему, принадлежит кадетам, а само дерево теперь досталось горожанам. Завидев его издалека, я испытываю настоящую эйфорию, но, добравшись до массивного ствола, мы замечаем, что веревочная лестница исчезла. Мы запрокидываем головы, чувствуя, как колет в боку. Я оглядываюсь, ожидая появления Григгса. Сверху высовывается голова Сантанджело.

– И что же будет, если вас поймают? – кричит он нам.

Мы стоим на территории кадетов. Сантанджело прекрасно знает, что будет. Он наша единственная надежда.

– Давай заключим сделку, – сдаюсь я наконец.

– Клуб?

– Я смотрю на Раффи, и она кивает.

– Клуб, – соглашаюсь я, хватая воздух ртом.

Лестница опускается, и мы начинаем забираться. Я нахожусь примерно на полпути, когда вижу, что Григгс выходит на поляну, и пытаюсь ускориться, но не попадаю ногами на ступеньки. Сантанджело, Бен и Раффи вытягивают меня наверх, когда я еще чуть ли не в четырех ступеньках от площадки, потом хватают лестницу и поднимают ее как раз в тот момент, когда Григгс добирается до дерева. Он один, но кто знает, сколько кадетов еще вырвались и вот-вот присоединятся к нему.

– Они сюда не заберутся. Это точно, – говорит Сантанджело у меня за спиной.

Я задыхаюсь и чувствую, как Раффи достает у меня из кармана ингалятор и вкладывает мне в руки.

Когда мы все отдышались, я выглядываю вниз.

– Ну, он же не срубит дерево, – говорит Раффи.

– Пока он не уйдет, мы здесь застряли, – напоминает Бен.

– Они очень пунктуальные. Смоются отсюда по первому звуку горна, – успокаивает Сантанджело. – Ближайший в десять.

То есть через два с половиной часа.

Григгс стоит у корней дерева и рассматривает ствол. Я догадываюсь, что он читает надписи. Интересно, находит ли он имена тех самых пятерых ребята? Понимает ли цитату о том, как их ничто не могло остановить? Какая надпись нравится ему больше всех? Видит ли он кровь, оставленную кем-то, кто поранился, выцарапывая на коре свою душу? Или, может, он представляет, что вырезал бы, будь у него с собой нож.

Потом он уходит, и, не видя его, я паникую еще больше, чем когда он стоял под деревом. Зная Григгса, он явно прячется в засаде.

Как ни странно, мы проводим ожидание довольно приятно, если не считать того, что Сантанджело пускается в подробности о своих планах на клуб. Однако через полчаса Григгс возвращается. У него в руках ведро.

– Отличное дерево! – кричит он нам.

– Что там у него? – спрашивает Раффи, выглядывая из-за моего плеча.

– Что бы там ни было, оно не поможет ему забраться сюда, отмахивается Сантанджело.

Внезапно мое сердце застывает. Во второй руке у Григгса роликовая кисть. Значит, он собрался замазать ствол дегтем или краской.

– Ты не посмеешь! – кричу я.

– Так спускайся и останови меня!

Меня охватывает ярость, но я не двигаюсь с места. Потому что в глубине души не верю, что он способен уничтожить все эти голоса прошлого.

– И откуда мне начать? – дразнит он.

– Да мне плевать! – кричу я, надеясь, что мой блеф не раскусят.

– Неужели? А вот мои разведчики утверждают, что ты бродишь тут каждую ночь.

Я чувствую, что взгляды Бена и Раффи устремляются на меня. Сантанджело открывает рот, чтобы сказать что-то, но, судя по тихому «ай», Раффи дает ему тычок под ребра.

С высоты я вижу, что Григгс окунает кисть в ведро и шлепает ею о ствол. В следующее мгновение я хватаю лестницу и сбрасываю вниз. Как только она перестает качаться, я начинаю спускаться. Мне дурно при мысли о том, что я увижу.

Я спрыгиваю на землю и начинаю колотить его изо всех сил. Григгс падает, и я удивлена, что его оказалось так легко завалить, сбив с ног.

– Тебе на всех плевать, засранец!

Я готова расплакаться, что в последнее время случается часто. Я слышу, как дрожит мой голос, и ненавижу себя за это. Григгс сбрасывает меня, и я понимаю, что он тоже в гневе.

– Не смей, – ледяным тоном требует он, – не смей говорить, что мне плевать.

Я перевожу взгляд на опрокинутое ведро и замечаю, что в нем нет ни дегтя, ни краски – ничего. Просто вода. Я смотрю на ствол и вижу, что все цело, только поблескивают капли воды, оставшиеся внутри надрезов.

Григгс лежит рядом со мной. Не глядя, протягиваю ему руку.

– Мир? – спрашиваю я.

Он берет меня за руку, но вместо того, чтобы пожать ее, просто держит, а потом роняет себе на грудь. Я чувствую, как стучит его сердце. Не знаю, как прервать молчание и как долго мы будем здесь лежать, но во всем этом есть что-то неловкое и одновременно умиротворяющее.

– Кофе будете? – кричит нам Сантанджело. Мы оба поднимаем взгляд. Чез, Бен и Раффи смотрят вниз, перегнувшись через перила.

– Эспрессо? – уточняет Энсон Чои, возникая у нас за спиной.

– Только что сваренный, – отвечает Бен. – Вы бы видели, сколько у них тут всяких штук.

Энсон Чои умоляюще смотрит на Григгса.

– Ты готов продаться за кофе? – с отвращением произносит Григгс.

– У них там еще кексы есть, – сообщаю я. – С двойной порцией шоколадной крошки. Его мама пекла.

Григгс встает и протягивает мне руку.

– Мир.