Читать книгу - "Кинокава - Савако Ариеси"

Дочь Кимото отправится в Мусоту – не прошло и нескольких дней, как эта весть разнеслась по всем окрестным деревням. Народ не понимал, почему Хана должна уйти в Мусоту, ведь люди, живущие в верховьях реки, издревле считались выше рангом. Да и деревня Мусота не шла ни в какое сравнение с Кудоямой. Хотя, с другой стороны, никто не мог отрицать, что Матани слыли самым важным семейством в Мусоте. К общественному положению жениха никаких претензий не имелось, особенно если учесть, что запрос исходил от главной ветви рода. И все же местные жители упрямо верили, что Матани недостойны дочери Кимото.

Как глава семейства, Нобутака счел своим долгом возразить матери.

– Неразумные речи ведете, матушка. Ну нельзя же, в самом деле, дать Суда от ворот поворот и отослать Хану к Матани!

– Отчего же? Суда не имеют никакого отношения к тому, что Хана выходит за старшего сына Матани.

– Даже если рассматривать оба предложения отдельно одно от другого, Матани надо дать отказ по тем же причинам, что и остальным.

– По каким таким причинам?

– Вам не кажется, что статус их семьи не слишком высок?

– Почему?

– Почему?! Да вы только сравните Кудояму и Мусоту!

– Вы говорите, словно старик, Нобутака-сан.

(У Кимото имелось правило, по которому даже родители обращались к старшему сыну почтительно.)

Тоёно обвинила сына в консерватизме и категорически заявила ему, что Хана выходит за мужчину, а не за социальный статус.

– Ваши сын и дочь учились в Вакаяме. Я поверить не могу, что вы никогда не слышали о Кэйсаку Матани. Окончив Педагогическое училище в Токио, он сразу начал помогать отцу, Тахэю, управлять деревней. Теперь, в свои двадцать четыре, Кэйсаку уже сам староста. Хоть всю Кинокаву вдоль и поперек пройдите, лучшего мужа для Ханы не сыскать. В конце концов, все зависит от мужчины, который заправляет домом.

Нобутаку настолько обезоружили доводы матери, что он не сумел вымолвить ни слова. Будучи старостой Кудоямы, он действительно был наслышан о Кэйсаку Матани, предприимчивом и перспективном молодом человеке, чья энергия била ключом. Но сам Нобутака предпочел бы иметь в родственниках Суду, нежели заполучить в зятья одного из Матани, какого-то там жалкого старосту захудалой деревушки. Обычно покорный, Нобутака на этот раз проявил невиданное доселе упрямство:

– Если невесте нельзя отправляться вверх по течению, то и пересекать реку она тоже не должна, потому что воды разделяют людей. Помните, какая приключилась трагедия, когда наша побочная ветвь взяла в дом девушку из Мёдзи?

В свое время дядя Тоёно основал младшую ветвь рода Кимото. Как только невеста его сына пересекла реку, семья начала приходить в упадок, и вскоре все ее члены умерли.

– Невесту ни в коем случае нельзя было перевозить из Мёдзи в Кудояму. А вот если наоборот – вреда не будет. Вы же помните строки о горах Имосэ из «Манъёсю»,[11]не так ли? Брат-гора высится в Касэданосё, а Сестра-гора – на противоположном берегу, то бишь на нашем. Так что невеста должна происходить с нашего берега Кинокавы. Младшую ветвь постигли несчастья, потому что они пошли против старинной традиции – перевезли невесту с берега Брата-горы на берег Сестры-горы. Ничего плохого не случится, только если девушка с берега Сестры-горы войдет женой в дом на берегу Брата-горы.

Тоёно была мастером споров и непременно давала отпор любым доводам, даже если в этом не было необходимости. И еще у нее ни одна словесная баталия не проходила без упоминания о Реставрации Мэйдзи. Ma сей раз она подвела итог, сказав:

– Феодализм остался в прошлом. И нечего так суетиться только потому, что девушка выходит замуж.

Однако Нобутака не собирался сдаваться. Он послал за дочерью и осведомился о ее желаниях. Хана подняла на отца глаза и проговорила:

– Мне бы хотелось выйти за господина Матани, потому что Мусота ближе к Вакаяме, чем Суданосё.

Тоёно рассмеялась, прикрывая рот рукой, когда узнала от внучкиной служанки Току, какой ответ Хана дала отцу. Годы, проведенные в главном городе провинции Кии, явно не прошли для Ханы бесследно. Похоже, девочка уже наслышана о Кэйсаку Матани. Тоёно осталась довольна внучкой.

На брачное предложение Матани было дано официальное согласие, семьи обменялись подарками, и теперь женщины жили в предвкушении самой свадьбы. И все же Матани пришлось ждать почти два года – именно столько времени потребовалось Кимото, чтобы как следует подготовиться к брачной церемонии. Тоёно вместе с Ханой и Току отправилась в Киото и принялась собирать приданое. Почти год ушел на то, чтобы ремесленники изготовили на заказ изысканные лакированные изделия, которыми славится древняя императорская столица. Тоёно строго за всем следила, давала подробные указания насчет качества лака и позолоченного рисунка на свадебном паланкине Ханы, внешнего вида кото, подставки для зеркала и сундуков. Она также договорилась, что внучка возьмет несколько уроков у мастеров чайной церемонии школы Урасэнкэ и икэбаны школы Корю. Нобутака был поражен переменами, произошедшими с матерью, которая всегда отличалась прижимистостью, а тут в мгновение ока превратилась в транжиру. Он беспомощно вздыхал, убежденный в правоте древней поговорки: коли в семье три дочери (как, например, у Матани), готовься потуже затянуть пояс. Тоёно, чей муж переехал в ее собственный дом, тоже знала о финансовых трудностях Матани, а потому решила дать внучке все, что недополучила сама, и замыслила для нее роскошную брачную процессию.

Это была последняя возможность пожить вместе с Ханой, и Тоёно около трех месяцев провела с внучкой в Киото. Все это время две женщины посещали сады и храмы. Однажды, когда они любовались красными кленовыми листьями в саду Рёандзи, Тоёно повернулась к Хане, чтобы выразить свое восхищение. И попутно высказала одно серьезное замечание:

– Твоему будущему мужу пришлось ждать почти два года, но он ни разу не пожаловался. Я нисколько не сомневаюсь, что он человек исключительный. Тебе не стоит бояться этого брака.

Две осени прошло с тех пор, как Тоёно решила отправить Хану к Матани, и все два года она пыталась убедить себя в том, что приняла верное решение.

– Да, я знаю, – подняла голову Хана.

Тоёно поглядела на ее блестящие волосы, забранные в высокую прическу. Через некоторое время она поправила воротник кимоно Ханы и прошептала:

– Как же ты прелестна!

В глазах старухи блеснули слезы. Хана тоже была готова разрыдаться и задержала дыхание, чтобы не выдать своих чувств.

Тоёно молчала. Сказать больше было нечего. Более двадцати лет ее жизнь была крепко-накрепко переплетена с жизнью внучки, и вот теперь Хану навсегда отрывают от Кимото, даже на место упокоения предков она не вернется, когда настанет ее час умереть…