Читать книгу - "Сезон дождей - Илья Штемлер"

Дело не раз доходило до развода, родители не разговаривали неделями.

После переезда в Ленинград отец заметно притих.

– Понимаешь, – признался он матери, – я думал, что люди так живут именно в Баку, где особые пережитки, связанные с восточным укладом, где гуманные основы коммунистической морали отступали перед традиционными мусульманскими догмами. Думал, что перееду в Россию, тем более в Ленинград, увижу другую жизнь. Поэтому я и согласился переехать, а Семка тут ни при чем. Но здесь все то же самое.

– Подожди, Наум, еще не то ты здесь увидишь, – вещала мать. – Жизнь в Баку тебе покажется раем!

И мать как в воду глядела – вскоре после переезда в Ленинград в стране возникло «дело врачей-убийц». Антонина Николаевна старалась не выпускать мужа на улицу – с его ярко выраженной внешностью это было небезопасно. Обитатели их коммуналки вели себя довольно пристойно – то ли потому, что из восьми семейств половина относилась к бесовскому племени предателей, то ли потому, что своих забот хватало. В то время как в том же Баку всесоюзная вакханалия проистекала незаметно – о чем извещала по телефону мамина подруга, – в Ленинграде гнев народа принимал нередко трагические формы. И отец после тех «хрустальных» дней пятьдесят третьего, долго еще ходил без работы. Семья жила на зарплату матери, да и Евсей подрабатывал грузчиком на железной дороге, пока не поступил в институт. И помогал дядя Сема, ставший к тому времени известным в городе урологом.

Евсей видел в окне трамвайного вагона слабое свое отражение, испещренное точками снежной наледи, точно оспой. Внешне Евсей был очень похож на отца, особенно на детских фотографиях, в самых-самых мелочах, только вот уши. Евсею уши достались от матери – аккуратные, маленькие, дамские.

– Кстати, надо было маме позвонить, – проговорил Евсей. – Сообщить.

– Не надо, – отозвалась Наталья в теплый ворс шарфа. – Ни к чему ей нервничать на работе. Все узнаем, потом и сообщим.

Трамвай переполз Калинкин мост и остановился. Отсюда по набережной Фонтанки до больницы Урицкого было всего ничего.

Наум Самуилович лежал у стены, рядом с батареей центрального отопления.

– О! – воскликнул он и положил газету на живот. – Сейка и Наташа! Гости! Они-таки вызвали вас, паникеры. Михаил Михайлович, это мои дети!

– У вас двое детей? – слабый голос раздался от кровати, стоящей под окном, стекла которого были вымазаны серой краской до половины.

Больной по имени Михаил Михайлович полулежал, подперев спину подушкой. Рядом на табурете сидел молодой человек в глухом белом свитере с оленями на груди.

– Нет. Они муж и жена. Мое дите тот, который муж, – бодро пошутил Наум Самуилович.

– Тот, кто справа, – подхватил молодой человек в свитере.

– Понятно, – мирно поддержал Михаил Михайлович, высоколобый, с широкими седыми бровями и острой аккуратной бородкой. – А это мой сын Эрик. Но он пока не женат, пока он ходок.

Худощавый молодой человек по имени Эрик улыбнулся, вежливо приподнялся с табурета. Густой пшеничный зачес нависал на смуглый «отцовский» лоб.

– Вот, понимаете, подзалетел, – Наум Самуилович ждал, когда Евсей и Наталья рассядутся рядом с его кроватью. – И ничего не помню. Только как вышел из трамвая на остановке. И очутился уже здесь, такая вот история, – Наум Самуилович переводил виноватый взгляд с Натальи на Евсея. – Напрасно они вас вызвали. А мама.

– Антонина Николаевна ничего не знает, – Наталья пошуровала в пакете и принялась выставлять на тумбу содержимое.

Наум Самуилович, скосив глаза, разглядывал кефир, булку и груши.

– Ох, зачем это? – произнес он. – Говорят, тут сносно кормят. А груши возьмите обратно! – почему-то испуганно воскликнул он.

– Что сказали доктора? – спросил Евсей.

– Не знаю. После осмотра в приемном покое ко мне еще никто не подходил.

Евсей огляделся. Кроме отца и того Михаила Михайловича в палате лежали еще трое. Две кровати вообще пустовали, ощеряясь голыми сетками под свернутыми в рулон матрацами. Один из трех больных – здоровенный на вид курносый мужчина с настолько короткой шеей, что, казалось, его лысая голова сразу ввинчена в плечи – позже Евсей узнал, что фамилия его была Гурин. Двое других больных, свернувшись калачиком, спали.

– Ну, что там на воле? – неожиданно писклявым голосом спросил Гурин.

Евсей пожал плечами и улыбнулся – голос до смешного не вязался с комплекцией больного.

– Что-что, – вклинился Михаил Михайлович. – Воруют!

– Ну не все же, – пропищал Гурин, вновь вызвав улыбку Евсея.

– Все! – упрямо и серьезно произнес Михаил Михайлович. – А кто не ворует, тот примеривается, что бы стащить.

– Не знаю, я не воровал, – обиделся Гурин.

– Поэтому и лежите в этой дыре, – азартно проговорил Михаил Михайлович. – А воровали бы, лежали бы в Свердловке, в отдельной палате, с телефоном и персональной уткой.

– Папа, не горячись, – Эрик поправил подушку за спиной отца.

– Зато в этой дыре – лучшие врачи города, а не блатники! – мстительно воскликнул Гурин. – Если бы не они, на моей койке тоже бы свернули матрац. И на вашей тоже!

– Веселые ребята, – компанейски произнес Наум Самуилович, поводя головой в сторону говорунов. – Конго не сдается!

– Да, мерзавец Чомбе, прислужник американского империализма в Африке, – поддержал Михаил Михайлович. – Но наш Никита им покажет кузькину мать! Как он выступил на Конгрессе по вооружению! Читали во вчерашней газете? – и, сделав паузу, Михаил Михайлович озаренно воскликнул: – Слушайте, Гурин, а вы на Никиту Сергеевича похожи! На Хрущева, ей богу!

– Мне бы его вычеты, – благодушно согласился Гурин.

Обе половины двери со стуком распахнулись под напором широкого зада, обтянутого белым халатом. Следом показалась спина. Потом и вся сестра, держащая в руках штатив с капельницей.

– Оленин, готовьте руку! – скомандовала вошедшая. Михаил Михайлович положил на тумбу руку, бледную, с серой вязью вен. Сестра остановилась у его кровати, поправила краники банок, подобрала иглу и, наметив подходящее место, ввела иглу у локтевого сгиба.

– Шли бы вы домой, – сказала она Эрику. – Небось всю ночь просидели тут.

– Боится пропустить исторический момент, – проговорил Михаил Михайлович, – когда я встречусь с Отцом нашим небесным.

– Ладно, ладно, – прервал Эрик, – не торопи судьбу, Миша. Мы с тобой еще увидим небо в алмазах, – и, обратившись к сестре, поинтересовался, скоро ли придет доктор Селезнев.

– У них конференция, – ответила она, что-то рассматривая на капельнице. – И сегодня профессорский обход, так что Селезнев не скоро появится.

– Что значит «не скоро»? – спросила Наталья.