Читать книгу - "Муравьиный царь - Сухбат Афлатуни"

Черные колготки и светлые туфли. Бр-р.

– За семь часов доедете, если дорога нормальная. Хоть пообедайте на дорожку, я скажу, вам раньше накроют… Да что вы, это подарок от фирмы. Только пять минуток, дело одно…

Вернулась, наши уже на чемоданах, день рождения смотрят. Лёник дымит на балкончике.

– Ну что, Ленуся, – папа поднимается, – боевая готовность номер один? Айн, цвай, полицай?

– Нам еще обед накроют в час. Мам, да ты сиди!

– А что «сиди»? Зачем за обед еще платить? Я чего бутерброды старалась, как дура?

– Обед бесплатный. А бутерброды не пропадут.

– Правильно, – говорит папа. – Я бы сейчас парочку. А, мать?

– Ой, Станиславыч, тебе бы только «парочку» всегда!

Гляжу в окно. С Генкой попрощались утром по-дурацки. Даже не попрощались. Сказал, что еще придет. Ну и где ты, счастье мое? Чудо в перьях.

– Лен, погляди, как мы с отцом выплясываем.

Я смотрю на экран. «Ты помнишь, плыли в вышине…»

– «И вдруг погасли две звезды», – подпевает мама. – Куда я эти бутерброды… А, вот вы где! «Что это были – я и ты!»

Танцы заканчиваются, начинаются воспоминания. Я на экране: «Мама, а что от того лета тебе запомнилось?» Мама, глядя куда-то вверх, играя бусами: «Ой, ну так сложно сразу сказать. Время другое. Сейчас люди похолодали, только в церкви где-то теплота осталась. И ты была еще совсем… Тогда на озеро кататься убежала, к нам бегут: “Там девочка от моторной лодки погибла, наверное, ваша”, у нас с отцом чуть инфаркта не было. Помнишь, папочка?» Папа что-то мычит – рот занят.

Я снова смотрю в окно, пусто. Где же он?

Спустилась к озеру. И здесь его нет. Ветер. Натянула капюшон. Прошла мимо облепихи. Здесь мы с ним. Господи, выкинуть из головы. Стереть. Все стереть. Вы хотите переместить файл «Генка. doc» в корзину? ДА. НЕТ.

Нажимаем ДА.

Ветка облепихи.

На пляже пусто. Подхожу к воде, мочу пальцы.

Беру камешек, бросаю. Позвонить ему, что ли?

– Ле-на!

Вздрагиваю.

Нет. Это Лёник сверху.

Пора к машине.

Сажусь за руль.

Отвыкла уже за эти. Висюлька. Запах. Лёник рядом усаживается.

– Пристегнись, а то пищать будет.

– Ничего не забыли?

– Ну, спасибо этому дому!

– Лен, – мама трогает за плечо, – Лен, подожди, на дорожку помолюсь.

Шевелит губами.

А мне о чем молиться?

Надо было позвонить все-таки этому уроду. Спасатель гребаный.

Какой-то мужик странный из ворот выглядывает. Чего ему надо? Прячется.

– Ну, с Богом!

Поехали. Ворота уменьшаются в боковом стекле.

Выезжаем на дорогу.

Лёник кладет мне ладонь на колени.

Мотаю головой:

– Убери.

– Не плачь, девчонка.

Убирает.

Сворачиваю, торможу у церкви, спрыгиваю:

– Подождите минут десять.

Мама тыркается в заднюю:

– Леночка, я тоже…

– Я быстро.

– А платок есть? На голову?

Подхожу, быстро крещусь.

Главное, чтоб открыто. Открыто. И где свечи продают.

– Пятнадцать.

– Каких?

– Этих.

– У вас тут не хватает.

– Вот, еще возьмите.

Нахожу тот самый столик. Который прошлый раз.

Одна. Вторая…

Чтоб это дебильное окно только не раскрылось.

Подходит женщина со шваброй:

– Ух, сколько свечей…

Нет, все нормально.

Все нормально, Господи. Просто я не совсем в форме. Не знаю, правильно поставила? Спасибо Тебе за это лето. Все было очень хорошо, просто классно, Господи. Что? Пожелания? Если тебе интересно… Тебе, правда, это интересно? Хочу жить. Просто жить, Господи, и быть счастливой. Просто жить и быть счастливой. Жить и быть счастливой. Вот и все. Целую, твоя Лена.

Сообщение отправлено.

* * *

Едем.

Эсэмэска пикнула, от Коваленка. Спрашивает: еще не вернулась?

– Ленусь, хочешь семечки?

– Не, мам.

Тошнит меня от этих ваших семечек.

– А бутербродик? Один?

– Вода есть?

– На.

– Это спрайт.

– Я думала, ты спрайт просишь.

– Я воду.

– А он, знаешь, как лимонад. Ты помнишь, как лимонад любила?

– Я компот любила. Воды обычной можно?

– И лимонад тоже. Подожди, вот твоя вода. «Священный источник», надо было еще пару бутылок. Тут в составе серебро и еще что-то, врут, как всегда. Кто еще будет пить, поднимай руки.

Что-то мама веселая. Ловлю в зеркальце ее лицо. Накрасилась. Что это с ней?

– Лен, а что ты так в церкви долго? – Мама заканчивает шуршать пакетами. – Мы уже за тобой идти собирались. Десять минут, десять минут…

– Встретила там. Помнишь, Лира Михална, физручка?

– Кого? Подожди… Гадалку эту?

– Да. Полы там моет.

– Ой! Да ты что! Надо же, сколько ж лет, ей тогда уже было за очень. А что меня не позвала? Помню, конечно. Конечно, помню. Лира Михална такая… А ты ее как узнала, ты ж маленькая была?

– По голосу. Голос у нее.

– Ой да, прокуренный. Как запоет утром по динамику!

– Лидусь, это Высоцкий пел, – говорит папа.

– Высоцкий? А мне помнится, что сама, она ж самодеятельница такая была… А теперь вот, значит, уверовала. Ну и правильно, уже и возраст такой. А ведь мне тогда правду нагадала, и про тебя, Коль, слышишь, всю твою подноготную. А о чем вы с ней разговаривали?

– Да ни о чем. О чем они в церкви… Исповедайся, то-сё.

– И я тебе то же самое. Хочешь, как приедем, сразу отцу Андрею позвоню?

– Мам, оставь меня в покое.

– А что «в покое»? Ты сама, вон, из церкви в слезах пришла.

– Да в каких слезах?

– Вот в таких. И отец видел, правда? Что глаза у тебя на мокром месте были.

– Мама, я повторяю, оставь меня в покое.

– Да и пожалуйста, я тебя вообще… Если б ты сама в покое была. Полгода уже током бьешь! Уже сама даже своих слез не видишь.