Читать книгу - "Сговор остолопов - Джон Кеннеди Тул"

— Сейчас же открой дверь, Игнациус.

— О мой клапан! Он закрывается! — громко простонал Игнациус. — Ну что — теперь вы удовлетворены тем, что погубили меня на весь оставшийся вечер?

Миссис Райлли всем телом бросилась на некрашенное дерево.

— Ну, только дверь не ломайте, — в конце концов произнес он и через несколько мгновений задвижка отползла в сторону.

— Игнациус, что это за дрянь на полу?

— То, что вы видите, — это мое мировоззрение. Оно все еще должно быть инкорпорировано в целое, поэтому ступайте осторожнее.

— Да еще и ставни все закрыл. Игнациус! На улице еще светло.

— Существо мое — не без своих прустианских элементов, — ответил Игнациус с постели, в которую быстренько вернулся. — О мой желудок!

— Тут ужасно воняет.

— Ну, а чего вы ожидали? Человеческое тело, пребывая в заточении, производит определенные ароматы, о которых мы склонны забывать в эпоху дезодорантов и прочих извращений. В действительности, я нахожу атмосферу этой комнаты довольно утешительной. Для того, чтобы писать, Шиллеру необходим был запах яблок, гниющих у него в ящике стола. У меня тоже есть свои потребности. Вы можете припомнить, что Марк Твен предпочитал лежать распростертым в постели, сочиняя свои довольно устаревшие и скучные потуги, которые, как пытаются доказать современные ученые, имеют какой-то смысл. Поклонение Марку Твену — один из корней нашего нынешнего интеллектуального застоя.

— Кабы я знала, что так у тебя получится, давно б сюда зашла.

— Достаточно того, что я не понимаю, почему вы здесь сейчас или почему вам взбрел в голову этот неожиданный порыв вторгнуться в мое святилище. Сомневаюсь, что оно когда-либо будет прежним после травмы этой интервенции чуждого духа.

— Я пришла с тобой поговорить, дуся. Вылезай из этих подушек, я твоего лица не вижу.

— Должно быть, это всё — воздействие того смехотворного представителя законности. Он, кажется, настроил вас против собственного ребенка. Кстати, он уже покинул нас, не так ли?

— Да, и я извинилась за тебя.

— Мамаша, вы стоите на моих блокнотах. Будьте любезны, сдвиньтесь немного? Неужели недостаточно того, что вы уничтожили мое пищеварение, и теперь нужно уничтожать плоды моего мышления?

— Ну где же мне тогда встать, Игнациус? Или ты хочешь, чтобы я в кровать к тебе легла? — сердито осведомилась миссис Райлли.

— Прошу вас — смотрите, куда ступаете! — прогрохотал Игнациус. — Бог мой, никого никогда доселе столь тотально не осаждали и не штурмовали. Да что же там такое пригнало вас сюда в этом состоянии законченной мании? Не в этой ли вони дешевого мускателя, что оскорбляет мои ноздри, дело?

— Я все решила. Ты пойдешь и найдешь себе работу.

О, что еще за низкую шутку играла с ним сейчас Фортуна? Арест, авария, работа. Когда же, наконец, завершится этот кошмарный цикл?

— Понимаю, — ответил Игнациус спокойно. — Осознавая, что вы врожденно неспособны прийти к заключению подобной важности, я могу себе вообразить, что такую идею вбил вам в голову этот монголоидный офицер охраны правопорядка.

— Мы с мистером Манкузо говорили, как я, бывало, с твоим папочкой разговаривала. А папочка твой всегда советовал мне, что делать. Если б он только жив был сейчас.

— Манкузо и мой отец сходны только в том, что оба производят впечатление довольно-таки незначительных человеческих существ. Однако, ваш нынешний ментор, очевидно, принадлежит к тому типу личностей, которые полагают, что всё будет хорошо, если только все беспрерывно работают.

— Мистер Манкузо прилежно трудится. Ему на учаске трудно.

— Я убежден, что он поддерживает нескольких нежеланных отпрысков, которые все надеются вырасти и тоже стать полицейскими, включая девочек.

— У него трое милых дятишек.

— Могу себе вообразить. — Игнациус начал медленно подпрыгивать на кровати. — Ох!

— Что ты делаешь? Опять с этим своим клапом дурака валяешь? Ни у кого больше клапов этих нету, только у тебя. У меня клапа никакого нету.

— Клапан есть у всех! — заорал Игнациус. — Просто мой более развит. Я пытаюсь открыть проход, который вам благополучно удалось блокировать. Теперь он может остаться закрытым навсегда, между прочим.

— Мистер Манкузо говорит, что если будешь работать, то поможешь мне с этим человеком расплатиться. Ему кажется, человек может и частями деньги брать.

— Вашему другу-патрульному много чего кажется. Вы определенно притягиваете к себе людей, как говорится. Я никогда не подозревал, что он может быть столь словоохотлив или что он способен на подобные проницательные замечания. Неужели вы не осознаете, что он пытается разрушить наш дом? С того самого момента, как он сделал попытку грубо арестовать меня перед Д.Г. Холмсом. Хоть вы и слишком ограниченны, чтобы охватить всё, мамаша, но человек этот — наша немезида. Он вращает наше колесо вниз.

— Колесо? Мистер Манкузо — хороший человек. Радовался бы, что он тебя не упёк.

— В моем приватном апокалипсисе он будет насажен на собственную дубинку. В любом случае, немыслимо, чтобы я устраивался на работу. Я в данный момент очень занят своими делом и чувствую, что вступаю в весьма плодотворную стадию. Вероятно, авария сотрясла и высвободила мою мысль. Как бы то ни было, сегодня я совершил много.

— Мы должны заплатить тому человеку, Игнациус. Тебе хочется меня в турме видеть? Разве тебе стыдно не будет, что твоя родная мамуля — за решеткой?

— Не будете ли вы любезны прекратить все эти разговоры о тюремном заключении? Вы, кажется, одержимы этой мыслью. Фактически, вы, кажется, наслаждаетесь, думая об этом. Мученичество бессмысленно в наш век. — Он тихонько рыгнул. — Я бы предложил соблюдать в доме определенные экономии. Неким образом вскоре вы увидите, что требуемая сумма имеется.

— Да я все деньги трачу на еду для тебя и на всё остальное.

— В последнее время я обнаружил несколько бутылок из-под вина, содержимое которых я совершенно точно не потреблял.

— Игнациус!

— Я допустил ошибку, нагрев духовку как-то на днях, прежде чем должным образом осмотрел ее. Когда я открыл дверцу, чтобы поставить внутрь свою замороженную пиццу, меня чуть не оставила без глаз бутылка жареного вина, уже готовая взорваться. Я предлагаю вам направлять в другую сторону некоторое количество денежных средств, вливаемых вами в алкогольную промышленность.

— Постыдись. Игнациус. Несколько бутылочек мускателя «Галло» — и все эти твои побрякушки.

— Не будете ли столь добры пояснить значение слова «побрякушки»? — рявкнул Игнациус.

— Да все книжки эти твои. Грамафон этот. Трубу, что я тебе в запрошлом месяце купила.

— Я расцениваю трубу хорошим вложением капитала, несмотря на то, что соседка наша, мисс Энни, так не считает. Если она снова начнет колотить мне в ставни, я оболью ее водой.