Читать книгу - "Принц Модильяни - Анджело Лонгони"

– Амедео, я слишком устала, чтобы прямо сейчас возвращаться в Париж.

Пока я разговариваю с Жанной, Евдокия крутится вокруг нас, делая вид, что складывает пеленки пятимесячной Джованны, но на самом деле – подслушивая наш разговор.

– Тебе обязательно ехать?

– Збо хочет, чтобы я присутствовал при отборе и подготовке картин для отправки в Лондон.

– А он сам не может это сделать?

– Жанна, я даже не знаю, какие картины он продал, а что у него осталось… Пора взять контроль над тем, что происходит в моей жизни.

– Ты не доверяешь Збо?

– Жанна, я не знаю…

– После всего того, что он для нас сделал?..

– Любовь моя, после рождения Джованны я больше не хочу никому доверять.

Евдокия, со свойственной ей быстротой, уже все рассчитала:

– В городе еще не прекратились бомбардировки. Привезти Жанну и ребенка в Париж – неблагоразумно.

Ее лицемерие настолько очевидно, что я не могу это не отметить:

– Конечно! И прежде всего – потому, что все сразу узнают о рождении Джованны… – Я улыбаюсь, провоцируя ее. – Сплетни хуже бомбардировок.

– Возвращаться неблагоразумно в любом случае.

– Сколько вы еще собираетесь скрывать от мужа, что он стал дедушкой?

Ее не задевает мой сарказм; она преследуют только свои цели.

– Будет лучше, если Жанна останется здесь. Ей нужно время для восстановления после родов.

– Она родила несколько месяцев назад.

– Я не буду обсуждать эти вещи с мужчиной.

– Хорошо, сколько на это нужно времени?

– Мы это решим позже.

Я начинаю нервничать, и Жанна это сразу замечает.

– Амедео, перестань. Нет смысла это обсуждать сейчас.

Я открыто бросаю вызов Евдокии:

– Вернуться в Париж с ребенком – неприлично, это противоречит законам нравственности, так? Нам удалось скрыть беременность, а теперь мы вернемся с новорожденной?..

– Амедео, хватит, прошу тебя.

– Вам никто не мешает вернуться в Париж. Поезжайте один.

– Вам ведь не терпится остаться с вашей дочерью наедине, чтобы забить ей голову покаянием?

– Не я побуждаю ее к грехам.

– Действительно, в этом вопросе экспертом являюсь я.

Жанна пытается смягчить ситуацию:

– Амедео, ты можешь съездить в Париж и вернуться к нам…

– Жанна, ты правда не хочешь возвращаться в Париж?

Евдокия тут же отвечает вместо дочери:

– Роды были сложными, ей нужно восстановиться. Позже, возможно…

Я ее резко обрываю:

– Я разговариваю с вашей дочерью!

– Я тоже имею право высказаться.

– Вам нравится в Ницце, потому что вас тут никто не знает. Никаких сплетней, болтовни…

Евдокия не отвечает. Жанна берет меня за руку и бросает взгляд на мать, пытаясь внести ясность:

– Амедео, мы скоро вернемся в Париж, и я с гордостью покажусь всем вместе с тобой и Джованной. Они могут говорить и думать все, что хотят.

Я обращаюсь к ее матери.

– Интересно, насколько сложна жизнь лицемерки? С одной стороны – любящая мать, с другой – ненавидящая ханжа… Вас больше беспокоит то, что подумают люди, чем счастье вашей дочери.

– Жанна, попроси его прекратить.

– Кого вы больше обманываете? Вашего мужа? Прихожан в парижской церкви? Вашу дочь? Как, должно быть, утомительно – целыми днями притворяться… Как вы живете в этой тюрьме?

– Модильяни, имейте уважение! Вы разговариваете с женщиной, которая вам в матери годится.

– Нет, вы моложе моей матери и тем не менее кажетесь старше ее. Она превосходит вас по открытости мышления и чувству свободы, и по материнской любви – тоже. Уважение заслуживают не только возрастом.

– Мне жаль вашу мать: у нее такой сын… В вас нет ничего хорошего, вы больны и бедны, однако вы бесстыдно хотите выставить напоказ ваше отцовство.

– Ну вот, если вас спровоцировать, то открывается ваша истинная натура. Что бесстыдного в моем отцовстве?

– Вы называете меня лицемеркой, а сами все еще не назначили дату свадьбы и не зарегистрировали вашу дочь. Вы правда думаете, что вы лучше меня?

– Да, значительно.

– Жанна, ты ничего не скажешь в защиту своей матери?

– Мама, ты сама прекрасно защищаешься.

– Ты понимаешь, с кем ты связалась?

– Разумеется, и я довольна. Ты хочешь, чтобы я притворилась в раскаянии? Тебе станет от этого лучше? Я во всем согласна с Амедео. Мы вместе пришли к вам попросить благословение на брак, и нас никто не принуждал. Но в тот момент вас не интересовала свадьба – ни тебя, ни папу. Вы повернулись к нам спинами.

Славной женщине нечего ответить своей дочери.

– Я благодарю тебя за твою помощь сейчас и за то, что ты была рядом со мной в этот период, но не более того. И ни ты, ни отец, ни брат не заставите меня поступать согласно вашим прихотям, не заставите разлюбить отца моей дочери. Мне не в чем раскаиваться.

– Теперь уже конечно…

Я вижу, как лицо Жанны искажается.

– Теперь уже – что? Теперь у меня есть дочь, и я не могу вернуться назад? Ты это хочешь сказать? Ты права, мама: назад уже не вернуться…

– Этот человек не в состоянии заботиться о ребенке.

Первое, что мне попадается под руку, – это бутылка воды; я беру ее и разбиваю о стену, прямо рядом с дорогой Евдокией; она вздрагивает и прячется за дочь.

– Он сумасшедший, он опасен!

Я кричу ей в лицо:

– Синьора Эбютерн, настал момент раскаяния! Нельзя безнаказанно говорить все, что думаете. Ведь так учит ваша религия? Рано или поздно приходит час расплаты.

Жанна берет меня за руки.

– Хватит, Амедео. Прошу тебя.

– Твоя мать должна покаяться! Не нужно дожидаться мук ада, чтобы искупить лицемерие. Синьора Евдокия, не нужно умирать, чтобы быть наказанными, – иногда об этом заботится сама жизнь.