Читать книгу - "Театр отчаяния. Отчаянный театр - Евгений Гришковец"

Приняли нас хорошо. Ведущий объявил наш театр пантомимы, забыл сказать его название, но сообщил, что мы любимцы кемеровской публики, а в Ижевске впервые. Мы подготовили и дали ему бумажку со списком наших номеров для объявлений, но он ничего, как мы договаривались, не объявил.

– Молодые артисты сами себя объявят, – услышали мы со сцены, – а то иначе вы не услышите их голосов, потому что, если кто-то не знает, пантомима – это искусство без слов. Артисты этого удивительного и безусловно очень трудного жанра, как собаки: всё понимают, но не говорят. Поприветствуем наших гостей из города шахтёров, в котором тоже любят и ценят юмор и смех.

Зал зааплодировал. Кто-то громко крикнул: «Давай, давай!»

Сергей был бледен, когда ведущий говорил свою речь, он закрыл глаза и несколько раз скрипнул зубами.

– Ребятки! Бумажку вашу потерял, – забежав за кулисы, сказал ведущий. – Ну что, народ я подготовил… Ни пуха ни пера! Удачи!

Мы вышли на сцену, зал затих. На сцене микрофона не было. Я подумал секунду, а потом решительно вышел на середину сцены поближе к зрителям и громко прокричал название нашего театра и первого номера. Зал снова захлопал.

Сергей был очень напряжён. Но мы начали первый номер так, как отработали и отрепетировали. Он прошёл в полной тишине. Я не сразу понял, что музыку нам не включили. Так что тишина была убийственная. А мы полагали, что это ударно смешной номер, поэтому поставили его первым. По окончании его зрители нам вежливо похлопали.

На второй номер нам включили музыку первого. Мы бы могли начать выступать и под неё. Никто, кроме нас, не знал, какая должна звучать музыка. Но второй номер был существенно длиннее, чем первый, и музыки не хватило бы. А что было в голове того человека, который фонограммы нам включал, было неизвестно. Поэтому я подмигнул Сергею, вышел к краю сцены и поднял руку вверх. Музыка через несколько секунд остановилась.

– Простите, – не веря своей отчаянной смелости, сказал я громко. – Но музыка не та. Поставьте другую. У нас в шахтёрском городе, если музыка не та, то музыканту, как говорят шахтёры, могут настучать по репе.

Зал взорвался смехом, чем меня удивил. Однако вскоре зазвучала нужная музыка, и мы отработали вторую пантомиму, подбадриваемые смехом из зала.

К концу нашей программы мы уже забыли ужас начала выступления и наслаждались приёмом публики. Последним номером исполнили миниатюру «Роботы», про роботов, которые не могут поздороваться. Наша техника так сильно впечатлила зрителей, что все восемьсот человек нас приветствовали стоя.

Когда со сцены я видел огромный зал, стоящий и аплодирующий, меня сносило волнами, исходящими от зрителей. Это было совсем не так, как на сцене клуба острова Русский. Тогда я чувствовал победу. А тут я испытывал радость. Радость, бешеное удовольствие и что-то ещё. Что-то такое, что можно пережить только на сцене и больше нигде.

После выступления нас бурно поздравили за кулисами организаторы фестиваля. Поздравили и тут же убежали. Им нужно было представить следующих артистов на той сцене, которую мы только что оставили. Вскоре мы услышали, как публика громко приветствовала кого-то другого.

– Моим родителям очень-очень понравилось, – сказала наша девочка-гид, – но они вам потом об этом сами скажут… А сейчас можно я пойду посмотрю?.. Там студенческий театр из Казани начинает концерт…

Мы её отпустили, и она радостно упорхнула, счастливая и перевозбуждённая.

Мы прошли по пустым коридорам. До нас долетали смех, аплодисменты и глухие звуки музыки из зала. Спускаясь по лестнице, мы не встретили никого. Все были в зале на концерте. А мы шли счастливые, оглушённые и растерянные.

В большом фойе первого этажа у главных дверей стояли и тихонечко разговаривали два человека. Высокий и совсем маленький. Выглядели они так удивительно, что в Питере на самой лихой выставке современного искусства на них бы оглядывались самые «творческие личности».

У высокого были длинные, чёрные как уголь волосы, которые опускались на плечи, но от лба и до затылка верхняя часть его головы была наголо выбрита. Его подвижное лицо всё время шевелилось, даже когда он молчал. Одет он был в короткий чёрный бушлат с блестящими пуговицами, широкие короткие брюки и блестящие надраенные сапоги. У маленького на голову до самых ушей была натянута фуражка, какие носили солдаты, прошедшие плен и лишения. Лицо его улыбалось во весь рот. Одет он был в длинную солдатскую шинель, армейские штаны и короткие, явно обрезанные, кирзовые сапоги. Шинель и сапоги были красного цвета. Через плечо у него висела на тоненьком ремешке сумка-планшет. Он был более всего похож на персонажа несуществующей картины Петрова-Водкина или Дейнеки.

– Ребята, это вы сейчас выступали с пантомимой? – спросил маленький, когда мы спустились в фойе.

– Ты зачем спрашиваешь? – весело сказал высокий, – издалека видно, что они… Ребята, простите, но грим после выступления лучше смывать… А то выглядит странно и для кожи вредно.

Мы познакомились. Эти люди оказались артистами театра пантомимы «Проспект» из города Челябинска. Они были старше меня лет на пять, уже давно работали в своём театре и с интересом пошли посмотреть выступление дуэта из Кемерово.

От нашей девочки-гида и от самих артистов «Проспекта» мы узнали, что их театр был одним из первых и уж точно самым известным на всём Урале коллективом пантомимы. «Проспект» сначала занимался классической пантомимой, но, увидев Полунина и «Лицедеев», в корне поменял своё творческое направление. Как актёры «Проспекта» сами про себя сказали: «Мы решили выйти из своей собственной тени. Сняли трико и надели цветные, радостные одежды».

Познакомившиеся с нами актёры из Челябинска тепло говорили про наше выступление, про нашу необычную, строгую технику и про интересные идеи. Говорили, как взрослые, опытные, но не свысока, а, наоборот, участливо и с уважением к явным достижениям.

От них исходило такое дружелюбие и доброта, какая может исходить только от сильных и уверенных в себе людей. А ещё они были чертовски симпатичные, яркие и весёлые. Юра – высокий, Дима – маленький. Они пригласили нас на своё выступление, которое должно было начаться на следующий день в три часа где-то прямо на улице и продолжиться уже на сцене вечером.

Мне непонятно было, как можно выступать на улице, да ещё и в холодную погоду. Но тем интереснее было наше знакомство. Единственно, чего я боялся, так это увидеть нечто похожее на то, на что я насмотрелся в Питере летом. То есть на жалкое подражание «Лицедеям» и Полунину.

Все мои опасения оказались напрасны.

На следующий день к трём часам мы с Сергеем и наша гид отправились к назначенному месту. Денёк выдался морозный и солнечный. Ехали мы автобусом в приподнятом настроении.

Сергея вдохновил наш явный успех и приём публики. Он вкусил радости аплодисментов. Мы весь вечер накануне проговорили о планах на будущее, твёрдо решили, вернувшись, сразу углубиться в репетиции и, конечно, организовать выступление в университете.