Читать книгу - "Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери"

награда ждала ее. Многому научив ребят, она чувствовала, что от них научилась большему: нежности, самообладанию, наивной мудрости и знанию детских сердец. Возможно, она не очень преуспела в разжигании честолюбивых устремлений учеников, но зато научила их – больше личным примером нежной и чувствительной натуры, чем обычными наставлениями, – что такое добро и как прожить жизнь честно и достойно, придерживаясь правды, уважения и доброты и держась в стороне от лукавства, вероломства и вульгарности. И они подсознательно впитали эти принципы, которые жили в них и после того, как они забыли название столицы Афганистана и даты начала и окончания войны Алой и Белой розы.

– Ну вот, еще одна страница в моей книге перевернута, – произнесла Энн вслух, запирая стол. Все ее действия сопровождались печалью, утешала ее лишь романтическая мысль о «перевернутой странице».

В начале каникул Энн жила две недели в Обители Эха, и там все отлично провели время.

Девушка вытащила мисс Лаванду в город за покупками и убедила купить шелковую ткань на новое платье. А потом они вдвоем его мастерили – кроили, подгоняли. Счастливая Шарлотта, чем могла, помогала и выметала обрезки. Раньше мисс Лаванда жаловалась, что у нее ни к чему душа не лежит, но теперь при виде красивого нового платья ее глаза вновь разгорелись.

– Какая же я глупая и легкомысленная, – вздыхала она. – Мне стыдно думать, что новое платье – пусть даже из шелка цвета незабудки – так обрадовало меня. А ведь ни чистая совесть, ни пожертвования на миссионерские цели не могли этого сделать.

Примерно в середине недели ее пребывания в Обители Эха Энн отлучилась на денек в Зеленые Крыши, чтобы заштопать близнецам носки и ответить на вопросы, накопившиеся у Дэви за время ее отсутствия. Вечером она пошла на прибрежную дорогу, чтобы навестить Пола. Подходя к дому, она мельком заметила в низком квадратном окне гостиной Пола, сидящего у кого-то на коленях. В ту же секунду он уже мчался к ней через переднюю.

– О, мисс Ширли! – взволнованно воскликнул он. – Вы не представляете, что произошло! Невероятное счастье! Приехал папа… Он здесь. Проходите скорее. Это моя любимая учительница, папочка!

Улыбаясь, Стивен Ирвинг поднялся ей навстречу. Это был высокий, красивый мужчина средних лет – темные волосы с проседью, их еще называют «соль с перцем», глубоко посаженные темно-голубые глаза. Его волевое лицо с красиво очерченным решительным подбородком, высоким лбом и тенью печали на облике словно сошли со страниц романа. Так, во всяком случае, с удовлетворением подумала Энн. Какое было бы разочарование, если б герой оказался лысым или сутулым, без явных признаков подлинной мужской красоты. Если б объект мечтаний мисс Лаванды выглядел таким, Энн была бы просто убита.

– Так вы и есть любимая учительница моего сына, о которой я много наслышан, – сказал мистер Ирвинг, сердечно пожимая ей руку. – В письмах Пола вы занимаете так много места, что у меня такое чувство, что мы давно знакомы. Я хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали для Пола. Ваше влияние на него бесценно. Моя мать – прекрасная и достойная женщина, но она со своим шотландским здравым смыслом не всегда может понять своеобразный характер моего мальчика. Вы обе дополняете друг друга. В результате воспитание Пола на протяжении этих двух лет можно назвать просто идеальным, насколько это возможно при отсутствии матери.

Все любят, когда их хвалят. От похвалы мистера Ирвинга Энн зарделась как роза, и этот усталый, грустный мужчина, глядя на нее, подумал, что никогда не видел никого прекраснее этой прелестной, милой, рыжеволосой, учительницы из глубинки с лучистыми глазами.

Безмерно счастливый Пол сидел между ними.

– Я и не мечтал, что папа приедет, – сказал он, сияя от счастья. – Даже бабушка этого не знала. Это был грандиозный сюрприз. Вообще, – и Пол встряхнул своими темными кудрями, – я не люблю сюрпризы. Тогда теряешь всю прелесть ожидания. Но этот случай особый. Папа приехал поздно вечером, когда я уже улегся спать. После того, как бабушка и Мэри Джо пришли в себя от изумления, папа с бабушкой поднялись наверх взглянуть на меня. У них и в мыслях не было меня будить до утра. Но я мигом проснулся, увидел папу и прямо прыгнул на него.

– Это было медвежье объятие, – сказал с улыбкой мистер Ирвинг, обнимая сына за плечи. – Я не сразу узнал моего мальчика – он так вырос, загорел и возмужал.

– Не знаю, кто из нас – бабушка или я – радовался больше приезду папы, – продолжил Пол. – Бабушка весь день провела на кухне, готовя блюда, которые любит папа. По ее словам, доверить праздничный обед Мэри Джо она не может. Вот таким путем она выражает свою радость. А мне больше нравится сидеть рядом с папой и разговаривать. Простите, но я должен ненадолго отлучиться. Нужно помочь Мэри Джо пригнать коров. Это моя каждодневная обязанность.

После того, как Пол вышел, чтобы исполнить каждодневную обязанность, мистер Ирвинг продолжил беседу с Энн на разные темы. Но Энн чувствовала, что он подсознательно сосредоточен на чем-то, не имеющем отношения к беседе. Наконец все разъяснилось.

– В последнем письме Пол писал, что вы с ним ходили в гости… К одному моему старому другу… Мисс Льюис, в каменный домик в Графтоне. Скажите, вы хорошо знаете мисс Льюис?

– Довольно хорошо. Она мой дорогой друг, – ответила Энн сдержанно, хотя ее с головы до ног пронзило током от вопроса. Она почувствовала, что ее окутывает атмосфера романа.

Мистер Ирвинг поднялся и подошел к окну, глядя на разгулявшееся под дикую песню ветра огромное, золотистое море. На несколько минут в маленькой комнатке с темными стенами воцарилась тишина. Затем мистер Ирвинг повернулся и с загадочной и нежной улыбкой взглянул в полное сочувствия лицо Энн.

– Интересно, как много вы знаете? – сказал он.

– Я знаю все, – быстро произнесла Энн. И поспешно добавила: – Мы с мисс Лавандой очень близки. Такие сокровенные вещи кому попало не расскажут. Мы с ней родственные души.

– Верю, что так и есть. Я хочу попросить вас об одной услуге. Мне хотелось бы повидаться с мисс Лавандой, если она не возражает. Не узнаете ли вы, согласна она принять меня?

Узнает ли она? Ну конечно узнает. Да, это был роман, самый настоящий – полный поэзии, очарования и фантазии. Правда, несколько затянувшийся, как бывает с розой, расцветшей в октябре, хотя ее ждали в июне. Но она все равно оставалась розой, нежной и душистой, с золотистым блеском внутри. Никогда еще ножки Энн не бежали