Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

мозг подсовывает то, чего я сильнее всего хочу. Стоит открыть глаза — и её не будет. Будет кто-то другой. Та, что всегда причиняет боль.

Чья-то ладонь касается моего мокрого лба — я вздрагиваю, откатываюсь назад и падаю на пол. Боли не чувствую. Сажусь резко. Передо мной — лицо Коэн. Встревоженное.

Встревоженное… обо мне?

— Эй, — продолжает она, неуверенно. — Это я. Я здесь.

Мне нечем дышать. Я вдыхаю глубоко, но воздух застревает. Распахиваю глаза, в немом крике о помощи. Кто-нибудь, помогите дышать.

Она понимает.

— Дыши вместе со мной, Арес, ладно? Повторяй за мной.

Мотаю головой. Не могу. Как, чёрт возьми?

Трясёт, будто я листок на ветру. Пытаюсь зацепиться взглядом за что угодно в комнате, но всё размыто. Ничего не реально. Пока я не смотрю на Хейвен. Её глаза — ясные, блестящие. Смотрят прямо в мои.

— Я рядом, — повторяет. — Всё пройдёт.

Эти слова разрывают меня.

— Не пройдёт никогда.

И, не знаю как, но сдерживаю слёзы. Сколько продержусь? Не хочу, чтобы она видела, как я плачу.

Хейвен не задаёт дурацких вопросов. Вместо этого действует. Запускает пальцы в мои спутанные волосы и гладит.

— Арес, можно я тебя обниму? — шепчет.

— Не надо, — резко обрываю. — Всё нормально.

Нет, ни черта не нормально. Но даже если скажу — что изменится? Ничего. Я не хочу её жалости только потому, что я сломался. Если потом она снова будет меня игнорировать.

Хейвен отступает. Так проще. Всегда было проще. Заставить меня ненавидеть — легче, чем попытаться понять.

Две руки обвивают меня. Запах Хейвен обрушивается на меня внезапно, без предупреждения, и я замираю. Не могу пошевелиться. Хочу оттолкнуть её, но она прижимает меня к себе в таком нежном объятии, что каждая часть меня тает. Я — словно жидкость, бесформенная масса, которая мечтает ожить заново и стать тем, кто понравился бы ей. Я сказал бы ей: лепи меня по своему вкусу, сделай из меня хорошего парня, парня, который мог бы нравиться тебе. Хоть бы как друг.

— Почему? — спрашиваю я.

— Почему что?

— Почему ты меня обняла?

— Не существует «плохих» и «хороших» людей. В каждом из нас есть и свет, и тьма. Ты думаешь, что в тебе только мрак, но правда в том, что я вижу — у тебя есть свет. Он есть, Арес, поверь.

Если она продолжит в том же духе, я расплачусь, как телёнок. Мы слегка отстраняемся, оставаясь при этом в объятиях друг друга. Хейвен улыбается нежно, а я закусываю губу.

— Только потому, что у меня нет шрама, как у Хайдеса, это не значит, что я никогда не страдал, — шепчу.

— Я знаю.

— Знаешь? Тогда почему ты меня избегала? Почему вы не дали мне объясниться в ту ночь? Я собирался извиниться, а вы захлопнули передо мной дверь. — В голосе проступает обида.

Она сжимает губы в тонкую линию.

— Только потому, что ты страдаешь, не значит, что должен заставлять страдать и других. Мы все здесь люди, Арес. И мы не всегда сможем тебя понять.

Мне нечего ответить. Она права. Я бы соврал, сказав, что не жалею о том, что сделал. Я был груб. Если бы я потерял одного из своих братьев или сестру, меня бы разорвало на части. И последнее, чего я хотел бы — это терпеть идиота, который клеится к моей девушке.

— Меня звали Кайден, — срывается у меня. — Это было моё имя до того, как я стал Аресом.

Она удивляется. И я тоже — не думал, что когда-нибудь расскажу ей это.

— Очень красивое. Правда. Что оно значит?

Наконец я позволяю себе улыбнуться.

— Великий боец. Самый смелый и сильный. — Как Арес, бог войны. Кажется, у меня это в крови.

Хейвен гладит меня по щеке, и я закрываю глаза, упиваясь её прикосновением. Вот что чувствует Хайдес. Отчасти. Потому что её ласки к нему наверняка куда более нежные и полные смысла. Чёртов ублюдок. Вот оно — что значит получить хоть крупицу нежности от Хейвен Коэн.

— Не знаю, что с тобой случилось, Арес, — шепчет она, — но, когда захочешь рассказать, ты ведь знаешь, где меня найти?

— Знаю.

Она улыбается. Я отвечаю ей. Всё будто встаёт на свои места.

И всё же, чем дольше мы молчим, глядя друг на друга, тем яснее во мне проступает новое знание. Она не ненавидит меня так, как всегда, делала вид. Может, и никогда не ненавидела. То, как она касается меня, как обняла, как смотрит…

Может, я ей нравлюсь. Может, я смогу доказать ей, что тоже чего-то стою. Ведь я чего-то стою, правда?

— Коэн, — выпаливаю я, вспоминая то, что выяснил два дня назад. — Я должен рассказать тебе кое-что важное. Про Аполлона. Этот ублюдок нас…

Она кладёт ладонь мне на плечо, заставляя замолчать.

— Ты всё ещё на взводе. — И прежде, чем я успеваю возразить, она кивает на мои руки, которые до сих пор дрожат. — Отдохни немного. Потом сможешь рассказать всё, что захочешь, ладно?

Нет, я не хочу ждать. Я хочу схватить Аполлона за волосы и бить его башкой о стену, пока он не заработает черепно-мозговую травму. Не могу поверить, что это он — Минотавр лабиринта. Что он нас так жёстко надул.

И всё же она права. Нужно выговориться спокойно, и, может, в присутствии Хайдеса.

— Что скажешь, если посмотрим фильм, который ты выбрала для нашей первой ночи соседями по комнате? — предлагает Хейвен, вставая и протягивая мне руку.

— Я думал больше про хорошую порнушку.

Хейвен закатывает глаза, но уголки губ предательски подрагивают.

— Я очень коэнзлая, учти. [прим. пер. — игра слов от фамилии Коэн]

Я принимаю её руку и поднимаюсь, не опираясь на неё. Но, оказавшись на ногах, не отпускаю. Наоборот — сжимаю сильнее и большим пальцем поглаживаю её ладонь. Хейвен явно сглатывает и смотрит на наши переплетённые пальцы.

— У меня есть список, — признаюсь. — Список вещей, о которых я жалею, что сказал их вслух. Иногда забываю всё туда записывать, но самые важные там.

Она выглядит чуть смущённой, но смеётся.

— Правда? Должно быть, длиннющий список.

— Нечего смеяться. Это так. Пятьдесят страниц в чёрной тетрадке, которую я храню в ящике тумбочки.

Её глаза невольно скашиваются в ту сторону.

— Обещаю, я туда не полезу.

— Не нужно. Я и сам могу рассказать, что там написано.

Она опешивает. И я сам не понимаю, почему вдруг хочу ей так раскрываться. Наверное, потому что она осталась со мной. Потому что обняла, хотя я сказал, чтобы она не трогала.