Читать книгу - "Голливуд истекает кровью - Х. Р. Пенроуз"

с собой часть меня. Невинную часть, которую я никогда не смогу вернуть, от которой Раймонд успешно избавился, когда Стелла покончила с собой. Я думаю, это то, на что он рассчитывал с самого начала.

Услышать это от самого Рейна в более подробных объяснениях отличалось от того, чтобы услышать обрывки от Дарио. Я позаботилась о том, чтобы не разглашать то, что мне говорили о его матери до сих пор.

— Она бросила меня, когда я нуждался в ней больше всего. У меня был Дарио, мой двоюродный брат, если ты не знала. У меня были другие, просто это было не то же самое.

Я все еще лежала лицом от него отвернутая, не желая разрушать то, что было между нами. Скорее всего, он отвлекал меня, открывая свои раны и делясь. Это был прогресс.

— Твой двоюродный брат?

— Да, наши отцы были братьями. Мы убили их обоих за один промежуток времени. Оба заслуживали большего, но у нас были ограниченные возможности, и нам нужно было взять инициативу в свои руки, вместо того чтобы тратить время на то, чтобы урезать их до той степени, в какой они того заслуживали, как это должно было быть.

Я вздрогнула: он убил собственного отца.

— Почему?

Приподняв прядь моих волос, я почувствовала, как он наматывал их на пальцы, играл с ними и не отпускал, отвечая, понимая мой простой вопрос.

— Почему? — промурлыкал он. — Раймонда нужно было убрать. Его методы, то, как он руководил всей мафией Марчетти.… он стал обузой для своего собственного имени. Так что за эти годы я приобрел сильную лояльность за его спиной. Я нашел своих людей, предложил им шанс на перемены и путь вперед, и они поддержали меня. Когда все было готово, мы вывезли его и тех, кто был ему предан.

— Шрамы у тебя на спине…

Я замолчала, задаваясь вопросом, не на этом ли он остановился бы. Но он этого не сделал.

— Раймонд, — просто ответил он, как будто это все объясняло.

Повернувшись так, чтобы я была к нему лицом, его пальцы снова коснулись моей передней пряди волос. Он крутил ее вокруг пальцев, как будто даже не осознавал, что делал это, но это было просто то, что он должен был сделать.

Отведя взгляд, он ответил тщательно контролируемым тоном:

— Из меня выбили слабость, превратив меня в человека, которым он хотел меня видеть, и в ту роль, которую он хотел, чтобы я играл под его деспотичным правлением, — разъяренный взгляд встретился с моим. — Я не игрушка, которой можно командовать.

Сейчас было не время указывать на это сходство с его отцом и на то, как он относился ко мне, но это неловко витало вокруг нас.

Более того, хотя он и не оскорблял меня — так же, как его отец оскорблял его и его маму — он ожидал, что я сделала бы то, что он приказал, без права выбора.

Насколько он был похож на своего отца?

Из того, что я видела и что мне рассказывали, немного. Тем не менее, это заставило меня насторожиться. Потому что некоторые их черты были похожи.

Его телефон зазвонил, и он направился к двери.

Закрыв глаза от света, льющегося из открывающегося дверного проема, я услышала тяжелое дыхание и скрип ногтей по полу, когда дверь закрылась.

Снова открыв глаза, я перевернулась на спину. Зевс и Арес тихо заскулили рядом с моей кроватью. На лице появилась легкая улыбка, когда я гладила их одного за другим, их мускулистые тела наклонялись в ответ на поглаживания.

— Су, — сказал Рейн, и они запрыгнули на огромную кровать и устроились у наших ног.

Рейн скользнул обратно рядом со мной.

— Я редко оставляю их на кроватях, но один раз не повредит, — признался он.

Сердце бешено колотилось в груди.

Он сделал это ради меня. Я знала, что это были его собаки, его малыши, которых он любил, даже если пытался скрыть это. Но поделиться ими со мной, особенно когда они уже приносили мне некоторое утешение, было так заботливо.

— Почему ты не говоришь с ними по-английски? — спросила я, моя нога выскользнула из-под одеяла, чтобы нежно потереться о мех Зевса.

— Говорю. Хотя их команды в основном на итальянском, так они лучше реагируют.

Долгое время мы не обменивались ни словом. На мгновение Рейн и собаки отвлекли меня, но когтистые эмоции вернулись бы, когда они бы ушли.

Иногда одиночество было единственным способом справиться. Люди видели, как ты страдал, и это было еще хуже. Это случалось со мной пару раз, и я тратила больше времени, пытаясь успокоить их, чем проходя через свой собственный цикл, зная, что это прошло бы. Было утомительно объяснять людям, когда ты не хотел говорить ни слова.

— Итак…

Рейн вздохнул, и впервые я заметила, что на нем были только спортивные штаны. Не то чтобы я могла видеть ясно, потому что его татуировки на груди покрывали всю область кожи, но не думала, что спереди у него были такие отметины, как на спине. Я обнаружила их только благодаря ощупыванию. Он отверг мои расспросы, но они заинтриговали меня.

— Шрамы на моей спине — это заслуга старого дорогого папочки, — мышцы на его руках и груди напряглись. — Они рассказывают историю, а также являются напоминанием…

— О чем? — я выдохнула, облизывая пересохшие губы.

— О том, где определился мой характер. Признаки того, что я был создан другим. Тверже, умнее. Без слабостей, — ухмылка тронула его губы. — Ты знаешь, что я не чувствую боли, как другие? Это отголосок травмы. Мой болевой порог чрезвычайно высок. Практически отсутствует. Видишь ли, Голливуд.… Я был приручен к тому, чтобы не чувствовать. Вообще.

Я сглотнула. У него, как и у меня, никогда не было шанса проявить мягкость. Быть уязвимым.

Мы были просто двумя людьми, сформированными обстоятельствами и предыдущими поколениями. Жизнь ожесточила нас, мы были одиноки и никого не впускали.

Пошатываясь, я прижалась к Рейну. Он напрягся, и мгновение спустя его рука обхватила мое тело, и я прижалась к нему. Объятия, небольшое утешение, потому что завтра все это было бы забыто, как будто этого никогда и не было.

— Ragazza perduta, avrai sempre una casa stabile qui con me (Потерянная девочка, здесь, со мной, у тебя всегда будет надежный дом), — Рейн заговорил по-итальянски. Эти слова блаженно проникли в меня, хотя я понятия не имела об их значении.

На первом месте в моем списке дел, когда все успокоилось и я почувствовала себя лучше, стояло изучение