Читать книгу - "Искупление - Элизабет фон Арним"

сохранность этой суммы. Кажется, ты не понимаешь ценности денег. Скажи Милли, что я поднимусь к ней после чая.

– Ах, Фред, ты не можешь! Она в это время снова ложится в постель.

– Хорошо, тогда утром, сразу же после завтрака.

– Ох, но и после завтрака это невозможно: она еще не встанет.

На сей раз Мейбл слишком далеко зашла. Фред смерил ее долгим взглядом из-под густых бровей и отрезал:

– Тогда я поднимусь сейчас же!

Была суббота – уже две недели Милли жила у Фреда и Мейбл. Фред собирался после обеда встретиться с Джорджем на поле в Уэст-Титфорде, сыграть партию в гольф, но Джорджу придется подождать. Будь он проклят, если позволит Мейбл с ее «ты не можешь» ему помешать. За минувшие две недели он выслушал множество мнений от родственников, и все они считали крайне опасным, что деньги Милли так долго лежат где-то в спальне. Похоже, все находили странным, что Фред до сих пор не положил деньги в безопасное место, и это лишь умножало его тревогу и досаду на самого себя. Но не мог же он ни с того ни с сего ворваться в спальню к больной женщине и обыскать ее, верно? Уж точно не в спальню к этой женщине. Но пусть не сомневаются: он воспользуется первым же удобным случаем.

Конечно, Мейбл стояла твердо, как кирпичная стена, – пожалуй, даже переусердствовала в своей твердокаменности, решил Фред позднее, – но он не мог позволить ей встать между ним и его долгом по отношению к тысяче фунтов. В последнее время Фред почти не спал, все думал о том, как такая огромная сумма валяется где-то в доме только потому, что по какой-то необъяснимой причине он забыл спросить о ней в первый же день. Мысли о деньгах тревожили его все больше, и недомогание, приковавшее Милли к постели, которая при иных обстоятельствах стала бы поводом себя поздравить, превратилась в источник бесконечного раздражения. Вдобавок Фред сознавал: если что-то случится с деньгами, пока невестка находится под его крышей, семья, вероятно, возложит ответственность на него и пожелает, чтобы он возместил потерю, а такая перспектива нисколько его не радовала.

Подгоняемый тревожными мыслями, он взбежал по лестнице, шагая сразу через две ступеньки, и очень громко постучал в дверь Милли, а когда немедленного ответа не последовало, чуть приоткрыл дверь и произнес автоматически потеплевшим, участливым тоном:

– Можно войти?

В комнате повисла тишина, в которой явственно сквозило удивление. Затем послышался голос Милли, тихий и слабый, какой-то нерешительный:

– Это ты, Фред? Ах да, заходи.

Она лежала на диване, который придвинули поближе к камину; убранная цветами, расцвеченная послеполуденным солнцем комната играла яркими красками. В открытые окна вливались сладкие запахи сада. На маленьком столике возле дивана громоздились книги, ячменный отвар, виноград, фиалки – неизменные спутники выздоравливающей, о которой хорошо заботятся. В розовом пеньюаре, с волосами, заплетенными в две длинных косы, Милли выглядела чистой и ухоженной. Конечно, Мейбл честно исполняла свой долг. Но стоило Фреду увидеть Милли, он тотчас почувствовал смущение, как и в тот раз, когда привез ее с Мандевилл-Парк-роуд. Пожалуй, сейчас он смутился еще больше. Возможно, Мейбл была права: ему не следовало сюда входить. Раньше он никогда не видел Милли такой домашней, с косами: они словно создавали некую атмосферу интимности, чего Фред хотел меньше всего, поэтому решил держаться как можно непринужденнее.

– Здравствуй, Милли! – громогласно приветствовал он невестку и размашистым шагом прошел к дивану. – Как поживаешь? Я смотрю, вид у тебя бодрый. Жалко, что ты прихворнула, но теперь-то все в порядке? Нос не вешаешь? – Он заметил поднос с едой и прибавил: – Вот это правильно. Прекрасно, так держать!

Фред справился с желанием потереть руки и, постаравшись придать лицу участливое выражение, пододвинул к себе кресло, на котором обычно сидела Мейбл, и устроился в нем, чтобы, как он объявил, поговорить с невесткой.

Щеки Милли на мгновение вспыхнули, но тотчас снова побледнели.

– Я очень тревожился все время, что ты болела, – начал Фред, и такая искренность прозвучала в его голосе, что Милли была очень тронута и опять покраснела.

– Не стоило, – прошептала она. – Мейбл была моим ангелом-хранителем.

– Я очень тревожился, – упрямо повторил Фред, не желая отвлекаться от темы, – о деньгах.

– О каких деньгах? – удивилась Милли, совершенно позабыв о тысяче фунтов, полученной от Дженкинса: слишком много других забот занимало ее мысли.

Все ее существование резко переменилось, пока она лежала в постели и медленно возвращалась к жизни, а та тысяча фунтов принадлежала проклятому прошлому и потому просто исчезла, воспоминания о ней изгладились из ее памяти за время болезни.

– О каких деньгах? – повторил Фред и, чтобы чем-то себя занять, отщипнул виноградинку от кисти, лежавшей на блюде возле Милли, и положил в рот. Не мог же он курить как ни в чем не бывало в комнате больной. – Так у тебя что, есть и другие деньги?

– О, ты говоришь о тех… – Милли попыталась собраться с мыслями, даже бисеринки пота выступили над верхней губой. – Ты говоришь о деньгах, которые оставил мне Эрнест? Нет, других у меня нет. – Она нерешительно помолчала. – То есть пока нет: я еще не продала свои украшения. Надеюсь, скоро смогу…

– Хорошая мысль, – одобрительно кивнул Фред. – Но Джордж сказал мне, что ты получила наследство, и будет лучше, если ты позволишь мне выгодно вложить эти деньги. Думаю, я мог бы обеспечить тебе пять процентов, и не советовал бы добиваться большего, хотя, конечно, можно… – Он перебрал в уме возможные варианты удачного помещения капитала, чуть менее надежные и чуть более прибыльные, однако отмел их. – Нет, – заключил Фред и покачал головой. – Главное – это надежность. Конечно, мне следовало попросить тебя передать мне деньги сразу, как только ты приехала, а не терять двухнедельный доход.

– Но у меня нет никаких денег, – смущенно призналась Милли.

– Нет? – Фред в изумлении воззрился на нее. – Но Джордж сказал, что ты ходила к Дженкинсу и тот…

– Да, – подтвердила Милли, – но…

Теперь лицо ее пылало. Ей не приходило в голову, что пропажа тысячи фунтов неприятно удивит Боттов. Она не подумала, как это будет выглядеть в их глазах. Разве могла она предугадать, что окажется в их власти, станет их вечной гостьей? Разве было у нее время подумать за те три дня перед ее болезнью? Ужасные события сменяли друг друга с немыслимой быстротой, и в этом безумном вихре на раздумья не оставалось времени, чувства захватили все ее существо. Однако теперь пришло прозрение: Милли ясно все поняла, – и в глазах ее, устремленных на Фреда, отразился страх.

– Это