Читать книгу - "Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева"

– Не спешите, проиграете, – усмехнулся Поляков. – В вашемпредставлении радист непременно должен находиться рядом с поставщикоминформации или резидентом. А вы представьте себе такую ситуацию: Новичок вБольшаке, а радист – в другом городе. Может быть, даже в другой области.Новичок по почте (и тут ему опять может быть помощником Почтальон) или ещекаким-то образом пересылает ему свои сообщения или запросы, а потом точно такимже путем получает от радиста ответы или инструкции «штаба Вали».

– Как просто… – пробормотал Храмов. – Умница вы, ЕгорЕгорович. Умница! Ваша сила в том, что ваше мышление совершенно неподвластностандартам и штампам. Вы на каждую проблему смотрите шире, чем я.

– Не хвалите, а то зазнаюсь, – махнул рукой Поляков.

– Я не хвалю, а просто констатирую факт. Один из моихучителей в Военной академии сказал однажды, что истинно масштабным мышлениембудут обладать и подлинными профессионалами в нашем деле станут наши дети ивнуки (если, конечно, пойдут по нашему пути). То есть люди, за плечами которыхбудет уже традиция. Опыт поколений. Вы уверены, что в вашем роду не было…

– Сыскных агентов? Служащих охранки? – перебил Поляков. –Надеюсь, вы знакомы с моими анкетами, поэтому такие вопросы кажутся мне…

– Извините, я не о том вел речь, – покачал головой Храмов, ивыражение печали мелькнуло на его большелобом лице. – Совсем не о том. У меня ив мыслях не было вас на чем-то ловить.

«Может быть, и не было, – подумал Поляков, который никогдане забывал, что его настоящее имя – Георгий Георгиевич Смольников. – Но беда втом, что я уже никому не верю и никому не доверяю, даже вам, товарищ Храмов,хотя и чувствую, что вы не подлец… В отличие от меня!»

– Извините и вы меня, – неловко пробормотал он. – Ну что,вернемся к Новичку? Думаю, нам нужно искать не только неведомого Почтальона, нотакже проверить всех, кто был в августе – сентябре зарегистрирован в Большаке,кто обращался в милицию за временной пропиской и тому подобное.

Храмов кивнул, однако разговор уже был смят, и обапочувствовали облегчение, когда раздался телефонный звонок. Храмов надолгозастрял у аппарата. Тем временем Полякова позвали в канцелярию по поводукакого-то неправильно выписанного отчета, поэтому поговорить им в тот деньбольше не удалось.

«Был бы жив Охтин! – с тоской подумал Поляков. – Был бы уменя хоть кто-нибудь, при ком не надо притворяться, от кого можно не боятьсяудара в спину!»

Такого человека рядом не было, а что хуже всего, непредвиделось ни единого шанса его когда-нибудь найти.

* * *

Ольга проснулась от треска мотора. Этот звук был настолькочуждым и непривычным в тихой Мазуровке, что она испуганно села в постели,подняв к подбородку колени и стиснув руки. Немцы! Их мотоциклетные части! Онавидела хронику в Энске, в кинотеатре «Рекорд», еще в начале войны – колоннамотоциклов на дороге, мотоцикл несется по проселочной дороге, въезжает в село…В седле и коляске солдаты в черных касках, с автоматами…

Все. Сейчас на пороге встанет солдат в черной каске, савтоматом – и все!

За дверью прошлепали босые ноги – Ольга узнала легкуюпоходку Варвары Савельевны. Куда она?! Нельзя выходить из дому! Сейчас ееубьют!

Впрочем, в доме тоже убьют!

Но было тихо. Ни выстрела. Ни криков, ни топота чужих ног,обутых в тяжелые сапоги.

Ольга осторожно покосилась на окно. В небе едва брезжилрассвет. По селу разносилась всполошенная петушиная перекличка, слышалсяраздраженный собачий перебрех.

«Это их мотоцикл разбудил, – сообразила Ольга. – Но почемутак тихо? Почему не слышно треска других моторов?»

Скрипнула дверь – Варвара Савельевна выскочила на крыльцо.

– Тимур! – раздался ее изумленный вскрик – и все сновастихло.

Тимур? Казбегов появился?

Ольгу словно сдуло с кровати. Кинулась к окну, выглянула –Казбегов сидел за рулем мотоцикла, упираясь одной ногой в землю. Коляска былаприкрыта скомканным брезентом, но видно было, что там металлические канистры.Двумя руками Казбегов пытался отстегнуть ремешок форменной фуражки, плотнозастегнутый под подбородком и не позволявший фуражке свалиться с головы.Наконец отстегнул, снял ее, вытер грязным носовым платком бритую голову. Ольгебыл виден красный воспаленный рубец у него на шее – там, где врезался ремешок.Видимо, Казбегов давно не снимал фуражку.

Он что-то быстро говорил. Варвара Савельевна, стоявшая накрыльце в одной юбке, криво, небрежно надетой на сорочку, с распущенной,взлохмаченной косой, непохожая на себя, с испуганным выражением лица, вдругостановила его взмахом руки, кинулась в сени, вынесла кринку. В таких кринкахона держала кислое молоко. Казбегов припал к краю, долго пил. ВарвараСавельевна смотрела него с суровым выражением, но то и дело смахивала слезы,которые, словно сами собой, так и лились из глаз.

Наконец Казбегов напился, отдал кринку, отер молочные усы иснова начал говорить – быстро и тихо. Варвара Савельевна покорно кивала.Наверное, он говорил что-то пугающее: она несколько раз перекрестилась и теперьплакала, уже не таясь.

Ольга молча, холодными глазами смотрела из окна. Она такизмучилась за эти три дня, так перепугалась мотоциклетного треска, что,кажется, не шелохнулась бы даже, появись сейчас на дворе и впрямь немцы.

Немцы, которых привел Казбегов…

Однако появились не немцы. Поблизости вдруг показаласьКоровья Смерть – точно так же небрежно одетая, как и Варвара Савельевна, толькокостлявые плечи женщины были прикрыты платком. Она тоже была нечесаная – черныеполуседые патлы торчали во все стороны, а на затылке моталась тощенькая косица.

Увидев Коровью Смерть, Варвара Савельевна что-то быстросказала Казбегову – тот умолк, повернулся настороженно, неприветливо буркнул имахнул рукой. Коровья Смерть перекрестилась и кинулась со всех ног со двора ксвоей хате.

Казбегов посмотрел на солнце, которое уже проглядывалосквозь предрассветную завесу, снова что-то сказал и, взявшись за руль, нажал настартер мотоцикла. Исчез в клубах пыли и грохочущих раскатах. А ВарвараСавельевна на миг вернулась в дом, выбежала с платком и гребенкой, кое-какзаколола волосы, закрутив их в небрежный узел, платком прикрыла плечи, сунуланоги в старенькие чуни, всегда стоявшие на крылечке, плеснула в лицо водой извисячего рукомойника – и побежала со двора.

Ольга в полном недоумении смотрела ей вслед.