Читать книгу - "Доброе сердце - Бетти Райт"

— Я думаю, они гордятся вашими успехами.

Она была так занята своими мыслями, что ответила импульсивно:

— Вряд ли. Мой отец умер в тот день, когда я окончила школу. С тех пор я их не видела.

Шон ничего не сказал, но она заметила, что он посмотрел на нее с сочувствием, и Сьюзен внезапно поняла, как много она ему рассказала — больше, чем кому-либо, даже Дональду.

Она всегда боялась, что кто-нибудь узнает о ее одиночестве, никогда не хотела быть объектом чьей-нибудь жалости, которая неизменно следовала за таким признанием, как будто одиночество является неизлечимой болезнью…

— И вы не были замужем.

Она почти расхохоталась. Замужем? Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что это самый долгий разговор, какой она когда-либо вела с мужчиной.

— Нет, не была.

А сейчас он ее спросит, не чувствует ли она себя одинокой. Бедная старушенция Сьюзен: ей двадцать шесть, и ее никто не целовал…

— Вы всегда хотели стать писательницей?

Это было настолько неожиданно и не то, что она ожидала услышать, что ей пришлось подумать, прежде чем ответить.

— Свой первый рассказ я написала цветным мелом, если это о чем-нибудь говорит.

Он слегка улыбнулся, закатал рукава рубашки и положил руки на стол.

— Ну, хорошо. Значит, уже тогда вы мечтали об этом?

— Мечтала? — повторила она бесцветным голосом.

— Что станете писательницей.

— Я ни о чем не мечтала в детстве, — сказала она рассеянно. — Это пришло само собой. — Она посмотрела на него и поняла, что сказала что-то не то: его зрачки сузились, как будто он смотрел на солнце.

— У нас у всех есть детские мечты, — мягко сказал он.

Она взглянула на него с интересом. Может быть, ей удастся что-нибудь сегодня услышать?

— А о чем мечтали вы?

Его лицо мгновенно изменилось: как будто внезапно захлопнули дверь.

— Спросите Джудит Рентой. — Он произнес так резко, как будто выплюнул это имя. — Она все разрушила.

Сьюзен молчала в сердитом недоумении: что он хочет этим сказать? Джудит Рентой разрушила его мечту? Если уж на то пошло, это он разрушил все то, о чем мечтала она.

— Что вы потеряли? — спросила она. — Вы по-прежнему богаты, ваш дом принадлежит вам, книга, возможно, повредила вашей репутации, но это…

— Книга? Вы считаете, я придаю значение этой проклятой книге?

Последние слова он почти выкрикнул, и Сьюзен прижалась к спинке стула, ошеломленно наблюдая неожиданное превращение спокойного, радушного хозяина в… того, кого она видела перед собой теперь. А может быть, это вовсе и не было превращением? Вполне возможно за этой искусственной сердечностью всегда скрывалась с трудом сдерживаемая ярость?

Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак и побелела. Он явно старался побороть гнев. Наконец он глубоко вздохнул, откинулся на стуле, и Сьюзен немного успокоилась, хотя и продолжала настороженно наблюдать за ним.

— Если вы не придаете значения книге, тогда зачем я здесь?

Шон нахмурился, между бровями легла глубокая складка. Когда он наконец заговорил, казалось, что слова выходят против его воли, как будто кто-то вытягивал их из него одно за другим.

— Потому, что я хочу разрушить карточный домик Джудит Рентой прежде, чем она разрушит то, что еще осталось во мне. Я хочу отомстить ей за все, что она сделала, и вы единственный человек, который сможет мне помочь в этом.

Слова тягостно повисли в воздухе. Пораженная грубой прямотой его ответа, Сьюзен сцепила руки на коленях. Так вот каков настоящий Шон Форрестер — человек, искореженный болью, замышляющий жестокую месть.

— Это чудовищно, — прошептала она.

От его смеха у нее мороз прошел по коже.

— Что? Жаждать отмщения — зло? Хотя бы один раз в жизни мы все жаждем его, мисс Конти, но большинство из нас не хочет в этом признаться. Значит, грех в том, чтобы открыто признать это желание?

Сьюзен нахмурилась, вспомнив ту бессильную ярость, которая годами кипела в ней, и гнев, укреплявший ее решимость: он придавал ей силы, помогал преодолевать несчастья и толкал вперед, к успеху, который заставит ее сестер пожалеть…

У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что уж в этом, по меньшей мере, ничуть не лучше его. Возможно, что и никто не лучше. Но все же затаить злобу и желать мести только потому, что тебя отвергли? Но это невозможно!.. Сьюзен? Не поэтому ли ты так ненавидишь свою мачеху и сестер, что они отвергли тебя? — настойчиво спрашивал внутренний голос.

Она глубоко вздохнула и попыталась говорить спокойно:

— Я не собираюсь быть инструментом вашей мести, господин Форрестер.

Он мрачно усмехнулся.

— Я знаю. Именно поэтому вы мне и подходите. — Он опустил глаза и потер лицо ладонями, затем положил руки на стол и долго их рассматривал. Наконец он поднялся.

— Уже поздно. — Голос прозвучал неожиданно равнодушно, без горечи. Когда он взглянул на нее, это был прежний, спокойный Шон Форрестер — тот, с которым она сидела на крыльце и смотрела, как прячется за холмы солнце, тот, чьи деликатные вопросы позволили ей рассказать о своем прошлом, чего раньше она никогда не делала. Он был абсолютной загадкой, и вот теперь она его боялась.

Он встал и направился к двери, но проходя мимо нее, остановился.

— Как бы я хотел, чтобы вы не имели к этому никакого отношения.

Она подняла голову и посмотрела в эти загадочные серые глаза, спрашивая себя, что же скрывается в них, и в этот момент он протянул руку и осторожно коснулся ее щеки. Она отпрянула и вскочила на ноги. Лицо его стало жестким.

— Вы боитесь меня. И в этом тоже виновата мисс Рентой, провались она пропадом!

— Нет, — сказала она, но продолжала пятиться, пока не наткнулась на холодильник. Зазвенели бутылки. Сьюзен стояла, ощущая спиной холодную дверцу, и они молча смотрели друг на друга. Она почувствовала себя неловко и попыталась объяснить: — Я просто не ожидала этого.

— Я вас сильно напугал, — произнес он с горечью, подходя к ней. — Вы ничего не знаете обо мне и так боитесь. И хотите сказать, что дело не в книге? Думаете, я поверю, что это ваша обычная реакция на мужское прикосновение?

Сьюзен быстро заморгала и прикусила нижнюю губу, боясь, что она задрожит. Да откуда, бог мой, она может знать, как бы она отреагировала на мужское прикосновение? Она просто не знает, что это такое.

И хотя неожиданное прикосновение его руки казалось дерзостью, было в нем что-то еще — такое, о чем ей не хотелось думать.

— Не надо, — прошептала она, глядя на него.

Глаза его сузились, затем взгляд стал холодным и пустым, и она увидела в нем свое отражение.