Читать книгу - "Плейбой - Ханна Грей"

Мы застряли здесь с наркоманом, у которого есть пистолет.

И кто, черт возьми, спасет нас?

Упав на грязный, холодный пол, я делаю то, чего не делала уже очень давно.

Молюсь Богу.

И прижимаю малышку к себе.

Кэм

На тренировке я ощущаю себя легче, чем за последние недели. Боюсь окончания тренировки, ибо знаю, что, как только сойду со льда, вернусь в реальность.

— Ладно, парни, собирайтесь, — зовет тренер. — Думаю, на сегодня я достаточно надрал вам задницы.

Мы направляемся к нему, все снимаем шлемы и вытираем пот со лба.

— От нас воняет, — стонет Броуди. — Кажется, я растянул мышцу в яичке. Больно.

— Вот что бывает, когда играешь так, словно твое тело не может сломаться, — подталкивает его Линк.

— Мы все ближе и ближе подбираемся к финалу студенческого чемпионата, и я бы солгал, если бы сказал, что не хочу туда попасть. Но в любом случае, я чертовски горжусь командой, — тренер крутит воротник футболки. — Вы можете этого не знать, но я посмотрел много игр прошлого года, прежде чем согласиться на эту работу. Вы были хороши, не поймите неправильно. Но не играли как настоящая команда, — Он смотрит на всех игроков. — Сейчас же все иначе. Потому что, глядя на вас, я вижу команду, — он усмехается, хлопая меня по руке. — Кроме Харди и О'Брайена на прошлой неделе, конечно. Но они помирились. Так ведь, парни?

— Вы же знаете, тренер, — ухмыляется Броуди. — Кэм-Кэм не может долго на меня злиться.

Я качаю головой, но смеюсь, зная, что это правда.

Тренер снова открывает рот, но, прежде чем успевает заговорить, к нему подбегает тренер МакИнтайр.

— ЛаКонте, — выдыхает он.

Поднеся рот к уху тренера, он что-то бормочет, и я наблюдаю, как с лица тренера сходит цвет, когда он начинает пятиться назад. Глаза наполняются страхом, и кажется, что он вот-вот упадет в обморок.

— Черт! — кричит он, быстро покидая лед.

— Что происходит? — я подхожу к тренеру МакИнтайру. — Что, черт возьми, вы ему только что сказали?

Он не смотрит на меня, глядя вдаль, со слезами на глазах.

— Миссис ЛаКонте пыталась связаться с тренером и не могла. Она позвонила мне, — его лицо бледнеет. — Эддисон, — шепчет он, и мое сердце замирает. — Ее и Айлу сейчас держат под прицелом на заправке.

Как только слова слетают с его губ, я несусь к выходу, снимая коньки. Я сдерживаю эмоции, мне нужно бежать как можно быстрее к автомобилю и добраться до них.

— Тренер! — кричу я, когда он садится в пикап и собирается уезжать.

Машина ревет, я открываю дверь и впрыгиваю. Дверь даже не успевает закрыться, когда он давит на газ, выезжая со стоянки стадиона и направляясь в город.

На лице пот, и он белый, как простыня. Мои руки дрожат, и я не могу успокоить дыхание, как бы сильно ни старался. Я должен взять себя в руки ради девочек. Я чувствую, как меня тошнит, и опускаю окно, сплевывая на дорогу.

Вы читаете о таких вещах в интернете. Слышите об этом по радио и видите в новостях. Но я никогда не думал, что человек, которого больше всего люблю, будет тем, кого нужно спасти.

Тренер мчится по направлении к заправке, включив аварийные огни, и мы оба осознаем, что если полицейский попытается нас остановить, придется преследовать на предельной скорости.

Мы молчим. Не думаю, что кто-либо из нас способен выдавить из себя хоть слово, не говоря уже о том, чтобы сформулировать какую-то осмысленную мысль.

И вот, спустя считанные минуты, мы подъезжаем, едва не заваливаясь набок, к заправке, где полицейские машины блокируют все въезды.

Мы распахиваем двери и выпрыгиваем, не утруждая себя тем, чтобы захлопнуть их. Оба бросаемся к эпицентру происшествия, но два полицейских преграждают путь.

— Назад, — рявкают они. — Чрезвычайная ситуация.

— Да пошло оно все, придурок! Моя дочь и внучка там! — тренер тычет пальцем в грудь полицейскому. — Ты их вытащишь, или я сам?

Лицо полицейского смягчается, но он непреклонен.

— Сэр, мне очень жаль, что там ваши близкие. Но я не могу вас пропустить. У нас есть строгие протоколы, которым обязаны следовать в таких обстоятельствах.

— Что, черт возьми, там происходит? — реву я, проводя руками по волосам и глядя на десятки полицейских снаружи. — Какого дьявола вы все тут околачиваетесь?! Идите внутрь чертова магазина и спасите их! Еще один полицейский делает шаг вперед.

— Преступник заперся внутри вместе с заложниками. Но обещаю, мы делаем все возможное. Как только что сказал офицер Хикс, у нас есть протоколы, которым должны следовать в подобным ситуациях.

— К черту протоколы! — надвигаюсь я на него. — К черту все гребаные протоколы и спасайте заложников!

— О, Баррен! — слышу я крик Дженни, прежде чем она отталкивает полицейских и обнимает мужа. — Я должна быть с ними, — рыдания вырываются из ее горла. — Должна была отложить проклятый телефон и пойти с ними. Наверняка они сильно напуганы.

— Все хорошо, — шепчет тренер, прижимая к себе жену и глядя на здание. — С ними все будет хорошо.

Я окидываю взглядом окрестности, все еще не до конца осознавая ситуацию. Как это может происходить? Как я могу жить в мире, где творится такая мерзость? Если Айла и Эдди выживут, у них все будет хорошо? Как они смогут снова зайти в магазин? Как я вообще позволю им исчезнуть из поля зрения?

Мы ждем целую вечность, хотя, я знаю, что на самом деле это всего лишь несколько минут. Полиция не подпускает никого близко и следует указаниям вышестоящих. С каждой секундой я теряю рассудок все больше. Время истекает. Я не собираюсь заставлять своих девочек ждать еще дольше. Даже если они не совсем мои, я не позволю им пострадать.

Эддисон

Мои щеки мокрые, пока я прижимаю Айлу к себе. После того, как Бог знает сколько прошло времени, он приказывает нам сесть у стены. Я дрожу, чувствуя онемение во всем теле, хотя в здании не холодно.

Я оглядываюсь на других людей. Всего нас семеро. Трое работников. Четверо покупателей, из которых только один невинный ребенок.

Моя дочь.

Она будет помнить этот день вечно. Никогда не сможет избавиться от страха. Ублюдок взвалил на нее это бремя, и я убила бы его, если бы могла. Это несправедливо.

— Я выгляжу глупо? Где-то есть больше денег! — он пинает ногой сотрудника-мужчину. — Где они, черт возьми?!

Мужчина плачет. На вид ему лет шестьдесят,