Читать книгу - "Вечно ты - Мария Владимировна Воронова"

Произнесенное до тошноты умильным и слащавым тоном, правдой оно от этого быть не перестало.

Молодые действительно сияли от счастья. Володька, неожиданно красивый и мужественный в черном костюме жениха, и Вера, изящная, с неправдоподобно тонкой талией, обтянутой белым шелком. Сегодня она убрала волосы в гладкую прическу и вместо фаты вплела в нее элегантный белый веночек.

Глядя на нее, Люда подумала, что сегодня бабушке бы понравилось, как выглядит старшая внучка, и на глаза навернулись слезы. Но быстро высохли.

Странное это оказалось чувство, когда только ты знаешь, что в тебе зародилась новая жизнь. Будто все изменилось, но в то же время осталось таким же, как и раньше. Да, мир как был, так и есть, просто ты стала чувствовать себя его частью, звеном в бесконечной цепи рождения и смерти, мостиком между настоящим и будущим. А вернее, сердце просто потеплело, и это чувство не выразить никакими словами.

Пока молодые обменивались кольцами, в зале затаили дыхание, ведь очень плохая примета, если кольцо упадет. Но все прошло благополучно.

Когда церемония закончилась и все высыпали в скверик, Вера первая подошла к сестре и остановилась, замялась. Люда сжала ее в объятиях крепко, совсем как в детстве. И как и в детстве, без слов стало ясно, что совершенно не важно, кто перед кем и в чем виноват. Была ссора, но сейчас налаживается мир, и вскоре, может быть не сразу, не прямо сейчас и даже не через неделю, но они обязательно станут родными и любящими, как и раньше. Да и вообще в день свадьбы невеста должна думать о женихе, а не о всяких семейных неурядицах, которые уже в прошлом.

Мама всхлипывала на груди у папы, но Люда пока не могла подойти ее утешить. Она так и не смогла себя перебороть и просить прощения, а значит, и не получила его.

Отмечали дома у Корсунских, и очень мило посидели, хотя Володина мама внушала Вере с Людой серьезные опасения. Точнее, не сама мама, а то, как в кругу семьи отнесутся к этой простой женщине и как она сама почувствует себя среди культурных людей. Но Александра Семеновна отлично вписалась в компанию, и вообще на удивление разговор ни разу не зашел о советской власти и попранном дворянском достоинстве.

Так, посмеялись, поплакали, повспоминали былое, а к восьми вечера поехали провожать молодых в аэропорт. Они хотели последнюю неделю Володькиного отпуска потратить на свадебное путешествие в Крым.

Люда осталась дома, прибрать стол и вымыть посуду.

За работой время летело незаметно. Люда напевала себе под нос, раскладывая тарелки аккуратными стопками по размеру и по рисунку, и представляла, как дальше пойдет жизнь. После свадебного путешествия сестра вернется сюда. Володька попробует найти себе место в Ленинграде, что вряд ли у него получится, и Вере придется уволиться и следовать за мужем, к чему она уже начала морально готовиться.

Люда останется с родителями одна, но ненадолго. Месяцев через восемь здесь появится новый жилец. Как это будет? Неужели ребенку придется расти в душной атмосфере ненависти и презрения? Еще не умея говорить, понимать, что он в чем-то провинился, только неизвестно в чем. Наверное, что появился на свет, больше-то пока не в чем.

И отца ему придется знать только по рассказам мамы и сестры Вари, так же как и отец никогда не увидит свое дитя. Ее саму Татьяна Ивановна еще может провести сквозь охрану, но младенца уже нет. Правила однозначно это запрещают, да она и сама ни за что не понесет ребенка в скопление людей с неустойчивой психикой.

Трудное детство предстоит ее сыну или дочери. Расти у нищей матери – не самая приятная доля, но ничего. Она справится. Да и жизнь такая штука, что меняется в одночасье. Еще меньше года назад она смирилась с участью старой девы, а потом вдруг раз, и чуть не стала генеральшей. И это чуть произошло опять-таки вдруг. Или взять Веру. Она вообще чуть с ума не сошла от тоски и отчаяния, уже потеряла всякую надежду на счастье и по-настоящему превратилась в злобную старую деву, как вдруг откуда ни возьмись… И участь ее мгновенно переменилась, стоило только открыть глаза и сделать шаг навстречу.

И Варя, со всеми своими парашютами и дрелями, найдет безумца себе под стать, и тоже выйдет замуж, и у Льва появятся внуки, которых он будет видеть только на фотографиях. А сама Люда станет бабушкой, не дожив до тридцати… Ладно, скажем, и. о. бабушки. В общем, многое может случиться, и они со Львом переживут это вместе, даже находясь по разные стороны стен сумасшедшего дома.

Вытерев тарелки и убрав в буфет, Люда с осторожностью принялась за хрустальные бокалы. За шумом воды она не услышала, как вернулись родители и мама вошла в кухню, опомнилась, только когда увидела ее руку, закрывающую кран.

– Я скоро заканчиваю, – сказала Люда.

– Оставь. Пойдем в комнату, поговорим.

Люда послушно пошла, ежась от привычного тоскливого страха.

Мама усадила ее на диванчик, сама устроилась рядом и неожиданно обняла, совсем как раньше:

– Ты знаешь, доченька, я будто очнулась, – протянула она задумчиво, – точнее даже сказать, будто протрезвела.

Люда молча прижалась к ней, наслаждаясь давно позабытым маминым теплом.

– Только сейчас начинаю понимать, какую дичь я натворила. Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь?

– Мам, я не сержусь. Сама тоже хороша. Фактически все так и было, в чем вы меня обвиняли.

– Ах, Люда, помнишь, ты сказала про Иоланту? Вот я тоже не знала, что можно как-то иначе. Я ведь тоже росла так, что надо было постоянно чему-то соответствовать, что-то соблюдать, держать себя в руках, думать и чувствовать только то, что разрешено думать и чувствовать. У матери всегда должны быть рычаги воздействия на детей, чтобы направить их в нужное русло для их же собственного блага. Любить свое дитя таким, какое оно есть, – это разнузданность и дикость, хуже этого вообще трудно себе что-то представить. Так мама меня воспитывала, и мне в голову не приходило сомневаться в истинности этих постулатов. Мама – это же святое, она идеал. И дети тоже святое, – мама усмехнулась, – так и вышло, что у меня были мать, дочери и муж, а близких людей рядом не случилось.

– Мам, ну что ты говоришь…

– Все напоказ, все силы брошены, чтобы превратить родного ребенка в послушную марионетку, исполняющую свою партию в спектакле под названием «идеальная семья». И в кругу благородных людей это называлось правильным воспитанием, – мама невесело