Читать книгу - "Запрещенные слова. Том 2 - Айя Субботина"

Ложь. Липкая, отвратительная, но в данный момент она - мое единственное спасение.

Шершень: Точно все в порядке? Может, тебе что-то нужно? Лекарства? Еда? Я могу заказать доставку. Все, что скажешь, Би.

Его забота - как нож в самое сердце.

Знаю, Слава, знаю, что ты все можешь, даже организовать мне фуршет в десять вечера, находясь на другом конце земного шара. Зачем ты такой, господи… ну зачем?!

Снова и снова перечитываю его сообщение, и слезы, которые я так старательно сдерживала весь вечер, рвутся наружу. Славы здесь нет и он не может этого услышать, но я все равно зажимаю рот рукой, чтобы не закричать от отчаяния.

Он пишет, что волнуется - это чувствуется в тоне его коротких рваных сообщений.

Пишу в ответ: «Нет, спасибо. У меня все есть. Спи. Спокойной ночи». Слова такие сухие, что, кажется, стоит дунуть на экран - и разлетятся как песок.

Отправляю сообщение и откладываю телефон, потому что он как будто обжигает кончики пальцев. Сползаю на пол, обхватываю колени руками. Пью вино, но на языке оно ощущается водой. Вдобавок к слезам меня пробирает нервная мелкая дрожь.

Я абсолютно разбита.

Разбита тем единственно правильным решением, которое должна принять. Мой натренированный годами корпоративных войн холодный и расчетливый мозг, уже все решил.

Но с ним отчаянно не согласно упрямое сердце.

[1] Цугцванг (нем. Zugzwang «принуждение к ходу») — положение в шашках и шахматах, в котором любой ход игрока ведёт к ухудшению его позиции (вики.)

Глава четырнадцатая

Ночью я почти не сплю.

Лежу в темноте с открытыми глазами, глядя в потолок, который почему-то похож на бездонное, черное небо, как бы я не пыталась вообразить вместо не деревянные балки, хитро спрятанные светильники и шум дождя по крыше. Все это тут же рушится, стоит вспомнить угрозы Резника и еще разок нырнуть в последствия их исполнения.

Его чертовы слова впечатались в мой мозг словно клеймо, и пульсировали в тишине, совсем не ложной тревогой. Эта угроза больше не была абстрактной. Она обрела плоть и вес, превратилась в старого утопленника, который всплыл там где не ждали.

Запах страха, который пропитал простыни, подушку, сам воздух в моей спальне.

Я встаю с первыми лучами солнца, сочащимися сквозь жалюзи тонкими, пыльными полосами, и первым делом перестилаю кровать - кажется, моя липкая паника пропитала все, даже наполнители подушек.

В теле нет ни капли бодрости, только свинцовая тяжесть, как после изнурительной болезни. Я хожу по своей тихой, идеальной квартире, сейчас максимально чужой и холодной, как склеп. Предметы и мелочи, которые еще вчера были символами моего успеха и независимости, сейчас смотрят на меня с полок с немым укором. Пока завариваю кофе, пытаюсь отвлечься - полистать ленту, почитать рабочую почту, но в итоге становится только хуже. Кофе остывает, нетронутый, потом что этим утром даже аромат, который обычно бодрит и возвращает к жизни, пахнет горечью и безысходностью.

Я снова и снова возвращаюсь к этому проклятому, невозможному выбору.

Моя карьера или его.

Моя жизнь, выстроенная по кирпичику, моя вершина, к которой я карабкалась, сбивая в кровь пальцы - или его мечта.

И каждый раз, пытаясь найти третий путь, любую, даже самую маленькую лазейку или компромисс, упираюсь в глухую, непробиваемую стену. Нет никакого третьего пути. В моей сказке не предусмотрен хэппи-энд.

Но одно я знаю точно - я не смогу - и не буду! - подрезать Славе крылья.

Никогда себе этого не прощу.

Решение, хоть оно и лежит на поверхности, все равно дается не сразу. «Рожаю» его в муках и болезненных схватках, в тихом, беззвучном отчаянии, выжигающем все изнутри, до самого пепла. К обеду я уже знаю, что буду делать. То есть - единственное, что я должна сделать.

Нахожу в телефоне номер Форвара. Пальцы дрожат, я несколько раз промахиваюсь по кнопке. Делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и нажимаю на вызов.

— Добрый день, Майя, - его голос в динамике - спокойный и ровный, как будто он ждал этого звонка.

— Мне нужно с вами поговорить, Павел Дмитриевич. - Смотрю на себя в зеркало, чтобы убедиться, что слова произносит мой рот. Звучат они так, будто принадлежат незнакомой женщине.

— Какие-то сложности с вашим блестящим планом?

— Нет, это… личное. И срочное.

— Умеете вы заинтриговать, - в ответ его голосе нет ни удивления, ни любопытства, ни намека на ту самую «интригу». Только деловая констатация факта. - Ресторан «Aethelred» в семь вас устроит?

— Нет, - получается слишком резко и категорично, но я правда не выдержу вечер с ним за одним столом. - Я бы предпочла что-то менее официальное. Кафе. Или просто прогулка в парке.

На том конце связи образуется пауза. Я почти физически чувствую, как он там - возможно, лежа на каком-то роскошном диване или обедая устрицами в «Рифе», удивленно вскидывает бровь.

— Хорошо, - все-таки соглашается, и я с облегчением выдыхаю. - Как скажете. Я пришлю за вами машину через час. Так будет проще, чем объяснять, куда ехать.

Он кладет трубку, не давая мне возразить. Теперь я в курсе, откуда в Дубровском эта легкая категоричность и желание держать контроль ели не железной хваткой, то точно хотя бы одной рукой.

Водитель Форварда-старшего максимально пунктуален - мы закончили наш разговор в 12:36, а машина ждет меня у дома уже в 13:35.

Черный, тонированный «Майбах» бесшумно скользит по улицам города. Я сижу на на мягкой, пахнущей дорогой кожей подушке заднего сиденья, пытаюсь разглядывать пейзаж, но не вижу ничего, кроме своего отражения. На мне простое бежевое платье, туго связанные в пучок волосы и полное отсутствие косметики. И, конечно, следы бессонницы под глазами. Не оставлю ему ни шанса подумать, что у нашего «свидания» может быть романтический подтекст.

Машина сворачивает с оживленной трассы, проезжает через высокие кованые ворота и останавливается на территории закрытого загородного клуба. Водитель открывает для меня дверь и протягивает руку, помогая выйти.

Идеально подстриженные газоны, вековые сосны, пронзительная, звенящая тишина. Вдалеке виднеются теннисные корты, на которых несколько человек в белоснежной форме лениво перебрасываются мячом. Воздух здесь пахнет хвоей, свежескошенной травой и, разумеется, большими деньгами.

Форвард ждет меня на открытой террасе клубного ресторана. На нем белое поло, светлые льняные брюки. Он выглядит расслабленным и минимум лет на пять младше своего возраста, а еще - слегка взмокшим, видимо потому, что