Читать книгу - "Черный Спутник - Елена Леонидовна Ермолович"

– Мне будет недоставать Льва, – вздохнул Рене.

– Признайтесь, у вас слабость к монументальным демоническим мужчинам, – ехидно сказал Мора.

Плаксин покосился на него осуждающе, но Рене только рассмеялся.

– Умел бы фехтовать – вызвал бы тебя. Впрочем, ты не дворянин, куда тебе драться…

– А вы-то теперь дворянин, папи? – напомнил Мора.

Рене собрался было ответить – какую-нибудь язвительную гадость, – но в гостиную вплыла фройляйн Мегид. В женском платье у неё была и в самом деле несомненная поступь богини в облаках.

Рене вылез из своего кресла и поцеловал её руку, а Мора смотрел и учился, пока не поздно. Он знал, что вот-вот им с Рене предстоит расстаться, и с удвоенным вниманием следил за своим наглядным пособием по дворянским манерам. Ведь потом всё это придется изображать уже самому и без подсказки.

Портниха узрела мадемуазель, оживилась и увлекла Аделаису в смежную комнату – примерять платье. Заметно было, что женщины-модели ей намного интереснее мужчин. Плаксин повесил утыканный булавками жюстокор на манекен и тоже уселся в кресло.

– Стоит заранее разделить сферы наших действий. Вы, Рене, целуете ручку госпоже Штраус – у вас это лучше всех получается. Госпожу Штраус я покажу вам в её ложе. Ты, Мора, спустишься в партер – там с тобой случайно столкнётся тип, представившийся мне господином Кольбером. Вы легко найдёте с ним общий язык, с вашими-то навыками. Двое моих, оставшихся, торчат по ложам – я разберусь с ними сам.

Рене сухо кивнул и отвернулся, словно разговор причинял ему физическую боль.

«Что-то с ним будет?» – в очередной раз подумал Мора.

Он тоже коротко кивнул Плаксину.

– Я понял вас, Цандер. Завтрашней ночью я планирую отбыть в Кёнигсберг, поэтому постарайтесь подбить наши финансы, по крайней мере на данном этапе.

– Как вам угодно, – криво усмехнулся Плаксин. – Я вас понимаю. Фантастическая женщина – госпожа Гольц… Я бы тоже поспешил, если бы она меня позвала.

– Скучаете, модники? – Лёвка, чтобы войти, приоткрыл обе створки – таков уж он был, человек-гора. В лапах своих держал он свёрток – что-то, спелёнутое китайской шалью с синими птицами.

– Я слышал, тебя можно поздравить, Лев, со сменой профессии, – тепло улыбнулся ему Рене. – Ты теперь художник?

– Пока от слова «худо», – смутился Лёвка. – Но мамаша Керншток обещала научить.

– Очень жаль! – вздохнул Рене. – Я-то надеялся, что ты поедешь со мной в Петербург…

– Нельзя мне в Питер, – признался Лёвка. – Там, небось, мой портрет по сей день у полицмейстера на стене висит. Троих жандармов я там по молодости… того-с.

– Жаль, – с той же певучей интонацией повторил Рене, – мне будет не хватать тебя, Лев. Я не смел и мечтать о таком слуге, как ты.

Лёвка смущённой горой приблизился к его креслу – живая иллюстрация к пословице о том, как гора идет к Магомету – и осторожно положил свой сверток на колени Рене.

– Это вам на память, папаша. Вроде, был у вас в ссылке такой – я помню, вы всё о нем жалели. У меня и вовсе хозяев прежде не было, да и вы мне не совсем хозяин… И, как Мора говорит, приятно было вместе поработать.

Рене развернул китайскую шаль – на коленях его стоял изящный сундучок для рукоделия, синий, с перламутровыми уголками. Внутри сундучка были спицы и крючки для вязания, тоже с перламутровой инкрустацией.

– Где ты это попёр – в доме Мегид? – не удержался Мора.

– Обижаешь ты меня, – насупился Лёвка, – здесь, в Вене…

– Спёр? – уточнил Мора.

Лёвка кивнул.

– О, Салаи, Салаи… – непонятно и нежно похвалил Лёвку Рене. – Спасибо тебе, Лев, ты согрел моё чёрное старое сердце.

– Эх, Лёвка-Лёвка, – показательно оскорбился Мора, – столько лет мы с тобою, можно сказать, рука об руку, делили и горе, и радости, и утешал я тебя, и поддерживал, а подарок ты на прощание приносишь не мне, а бессердечной старой кочерге.

– Скучно будет мне без вас, – развеселился Плаксин.

Дверка из смежной комнаты приоткрылась, выглянула портниха.

– Месье Рене! Мадемуазель приглашает вас взглянуть, все ли comme il faut?

Рене показательно вздохнул, поднялся из кресла и поставил сундучок на сиденье.

– Прошу прощения, господа, но долг зовёт.

– Летите, херувим, – позволил Мора.

Платье на Аделаисе было цвета богемской зелени, что хорошо к зелёным глазам, но никак не к серым, и румяные щёки не так чтобы очень выгодно оттенялись зелёным цветом, но Рене промолчал.

– Посмотрите, всё так? – волнуясь, спросила Аделаиса, и Рене ответил ей с ласковым своим безразличием:

– Я подведу вам глаза зелёным, и в сочетании с бирюзовыми лентами и пудрой – всё станет так. Не бойтесь, фройляйн, я не брошу вас один на один с венским высшим обществом. А вдвоём нам кое-как, может быть, и удастся завоевать его снисходительность.

– Вы жестоки вдвойне, подавая мне надежду, – прошептала Аделаиса так, чтобы не услышала портниха.

– Она француженка, по – немецки почти не знает, – тоже шёпотом отвечал Рене, глазами указывая на портниху – та подкалывала Аделаисин подол и виду не подавала, что понимает. – Я не даю вам надежды, я предлагаю вам свою помощь. Благодаря почтенному возрасту я давно списан со счетов как галантный кавалер и со спокойным сердцем могу накрасить вам глаза, не роняя вашей девичьей чести.

– А как же герцог Лозэн, что женился в восемьдесят?

– Где он, и где я, – вздохнул Рене.

– Жаль, что я не узнала вас раньше!.. – произнесла Аделаиса с таким отчаянием, что портниха вздрогнула и подняла удивлённо голову, оторвавшись от подола. – И всего-то между нами было – какая-то тысяча вёрст…

– Я счастлив был бы любить вас, но вы опоздали, – сочувственно склонил голову в изящном поклоне Рене, – всего-то на тридцать лет, Зверь.

– Зверь… – повторила, как эхо, Аделаиса.

Ей стало вдруг ясно: и тридцать лет назад у неё, у такой нелепой, неуклюжей и красной, не было бы с тогдашним Рене ни малейшего шанса.

Вечером, перед сном, Рене забрался в альков, обставил себя шандалами и принялся вязать на спицах какое-то ажурное безобразие. Мора с весёлым недоумением за ним наблюдал.

– Что это будет, папи? – спрашивал он. – Шарфик или чепчик?

– Сам пока не знаю, не мешай мне считать петли, – отозвался Рене. – Возможно, шарф, на котором мне предстоит повеситься.

– Отчего так мрачно? – удивился Мора. – Вас пугает лежащее перед вами будущее?

– Ужасает, сын мой, – признался Рене. – Но так жить даже веселее. Лучше ужас, чем скука.

– Это да, – согласился Мора. – Я и вовсе проигрался в