Читать книгу - "Родной. Чужой. Любимый - Лили Орландо"

Транспорт, в котором ехал Тёма, подорвался на мине…

Слова никак не складывались в картинку, их смысл ускользал, как я ни пыталась сосредоточиться.

Последние три дня в нашем доме царило форменное безумие. Мама безостановочно плакала, ба колола ей успокоительное. Папа обзванивал знакомых среди военных и чиновников, чтобы нам позволили навестить Тёмку в военном госпитале.

Мы знали только, что он ещё жив. «Пока жив», – ответили отцу вчера по телефону, а потом повесили трубку. И больше информации не поступало.

Нет, это сон. Такого просто не может быть. Чтобы Тёма, тот самый живой и весёлый Тёма, чтобы он…

Наверное, мне следовало тоже попросить у ба укол, но я боялась уснуть и пропустить последние новости. Все эти три дня я так и не поднималась в свою комнату. Почти никто из нас не покидал гостиную. Мы словно приняли неосознанное решение держаться вместе. Так было немного легче ждать новостей. И в эти дни как никогда раньше я чётко осознала, что мы – семья.

И я – её часть.

Даже Джек, как будто проникся общей атмосферой настигшего нас горя, он тихонько лежал, свернувшись калачиком на диване, изредка просясь в туалет.

Наконец папе совместно с Тёминым начальником удалось добиться новостей. В конце недели Артёма с другими ранеными перевезут в Москву. Там мы и сможем его увидеть.

Саша опять плакала, уже от радости. Папа обнимал её, убеждая, что теперь-то уж всё будет хорошо.

А я по-прежнему пребывала в прострации, как будто сама подорвалась на мине, и меня контузило. Я просто не могла в это поверить. А ещё меня накрыло тяжёлым грузом вины. Я ведь не хотела видеть Тёмку. Я его прогнала. Отказалась даже разговаривать с ним, а ещё убрала его номер в «чёрный список», чтобы он не мог мне позвонить. Я настолько отгородилась от него, что сейчас даже не могла вспомнить последние слова, которые ему сказала.

Я не хотела видеть Тёму и вот теперь… Я могу не увидеть его больше никогда.

В Москву поехали все. И Джек тоже. В этом странном состоянии оцепенения, среди нереальности происходящего мы цеплялись друг за друга, как будто это помогало нам оставаться в здравом уме.

В госпиталь нас всех не пустили. Два человека, и всё. Никто не предложил принимать решение, делать выбор. Просто ба взяла у меня поводок, а Саша сжала пальцы, и мы с ней вместе двинулись навстречу неизвестности.

Палата была общей. В ней лежали четверо мужчин, разделённые только плотными занавесками, которые сейчас были отдёрнуты. Все четверо спали или были без сознания. В палате слышался только размеренный писк приборов.

Похоже, здесь нет Тёмы?

У троих лица были открыты, у четвёртого бинты покрывали не только лицо, но ещё шею и часть груди.

– Мам, мы ошиблись номером палаты, здесь нет Тёмы… – тихо произнесла я, а Саша вдруг сдавила меня в объятиях и зарыдала.

– Дочка, девочка моя, – она обнимала меня и исступленно целовала. Я не сразу поняла, что впервые назвала её мамой. Кажется, в мыслях я уже давно начала называть её этим словом. Оно казалось правильным. Но в горле рос комок, не позволяя вымолвить ни слова.

– Вы к кому? – вдруг раздался от двери женский голос.

– К Логинову, – глухо ответила Саша.

Медсестра подошла к кровати забинтованного мужчины и сняла со спинки папку-планшет с прикреплённым к ней листком бумаги.

– Состояние тяжёлое, пока прогнозов не даём…

Саша осела на пол. А я, недоумённо уставившаяся на забинтованное лицо мужчины, этого даже не заметила. Это Тёма? Это правда Тёма? Это о нём сейчас говорила медсестра – прогнозов не даём?