Читать книгу - "Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк"

Совет Богов кое-что забрал у нас прошлой ночью с помощью этой церемонии. Я не знаю как, но если что-то подобное возможно, то Кэдмон наверняка сможет рассказать нам, как защититься от этого в будущем. Но если я пойду к нему, то мне придется увидеть и ее. Мою мать. Раздается стук в мою дверь, и, не вставая, я зову того, кто это, войти.

Дверь со скрипом открывается, ржавые петли стонут от усилия. На пороге стоит Руэн с подносом в руках, и я морщусь, рассматривая содержимое. Хотя это не та ужасная смесь, которую Каликс заставил нас всех выпить, еда на Ортусе оставляет желать лучшего, и я уже чувствую, что начинаю терять тот небольшой лишний вес, который был у меня до прибытия сюда.

— Я не голодна, — говорю я. Он все равно входит, игнорируя мои слова, закрывая за собой дверь носком ботинка, а затем подходит ко мне.

Медленно опускаясь перед тем местом, где я сижу, Руэн отставляет поднос с супом и черствым хлебом — очередное блюдо в Ортусе — в сторону. Вид еды возвращает меня к моим мыслям о тюрьме под нами.

Почему я не подумала о том, что они там, внизу, умирают с голоду? Что у них нет ни тепла, ни еды, ни воды, ни чего-либо еще? Они грязные, голодные и скованы серой; только их Божественность — или какая бы то ни было истинная сила, которой обладают атлантийцы, — поддерживает в них жизнь.

Я закрываю глаза, когда стыд захлестывает меня. Неважно, что они с Кэдмоном сделали, как они сговорились бросить меня на милость Преступного Мира, я должна была хотя бы подумать о том, чтобы доставить еду или что-нибудь еще.

Руэн тянется за половиной куска хлеба, и я слежу за его движением. Он откидывается на стену, расставив ноги и поставив ступни в ботинках на пол, и задумчиво перекладывает твердый кусок хлеба между ладонями. Сглатывая сухой комок в горле, я перевожу взгляд на окно сбоку от меня.

Идет дождь, разбиваясь о океанские волны за серыми стенами Ортуса. С того места, где я сижу, садовая дорожка внизу не видна, но я могу наблюдать за кружением грозовых облаков и представлять падение воды в бурлящее море, пожухлую траву и камни, пропитывающие своей влагой гору Бримстоун. Дождь — это просто, у него одна цель. Смыть все. Я бы хотела, чтобы он мог смыть весь этот остров… даже если бы я все еще была на нем.

— Тебе лучше отправить это в тюрьму, — тихо говорю я, выпуская свои мысли наружу и надеясь, что Руэн не догадается о вине, скрывающейся за поверхностью.

Его движения останавливаются, хлебный шарик приземляется в одной руке и остается там. — Я устроил так, чтобы еду доставляли Кэдмону и твоей матери на следующий день после того, как мы их нашли, — говорит он, удивляя меня.

Поворачивая голову, я поражаюсь пещерной глубине его взгляда. — Ты это сделал?

Локон темных волос падает на левую сторону его лба, когда он наклоняет голову в мою сторону. — Да, — подтверждает он. — Змеи Каликса могут быть весьма полезны при доставке припасов. Они могут проникнуть туда, куда другим лучше не соваться.

Тяжесть в моей груди ослабевает, но лишь незначительно. — Понятно. — Я не знаю, что еще сказать, но, к счастью, Руэн не дает мне долго сидеть в неловком молчании.

— Отчасти я понимаю, почему ты ее ненавидишь, — бормочет Руэн, и внезапно мне очень хочется, чтобы снова воцарилось неловкое молчание. Почему-то мне кажется, что это было бы лучше, чем настоящее обсуждение моих чувств к матери.

— Тебе не нужно этого понимать. — Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю подумать о них получше. Я хочу вернуть их назад, какими бы брыкающимися и кричащими они ни были, и запереть. Во-первых, мне не следовало ничего говорить. Это бессмысленно. То, почему я чувствую то, что я чувствую, не стирает истинных эмоций.

— Кайра. — Боль волнами отдается в моей голове, и все они сливаются в одно мощное цунами, о подобном которому я никогда не слышала даже в сказках. Это ненастоящее. Этого слишком много. Всего этого.

Я не хочу говорить об этом. Я резко встаю, возвышаясь над ним, и хотя я отказываюсь смотреть вниз, я чувствую его внимание на себе. — Это не должно иметь значения, — бросаю я, а затем поправляюсь: — Это не имеет значения.

Я переступаю через его ноги и иду через комнату туда, куда бросила книгу. Наклонившись, я поднимаю ее и вытираю пыль, скопившуюся на обложке из-за того, что она скользила по полу.

— Если это не имеет значения, тогда почему ты попросила меня убедиться, что у них есть еда?

Мое дыхание вырывается из груди, когда голос Руэна проникает в мою голову. — Это не то, что я сказала.

Я не оборачиваюсь, но звук его ботинок, шаркающих по полу, и движение воздуха за моей спиной говорят мне, что он тоже встал. Мои плечи напрягаются от мягкого шелеста шагов, когда он приближается. Кладя книгу на край кровати я смотрю в стену, отказываясь смотреть ему в лицо.

— Ты сказала, что мне лучше отправить еду в тюрьму, — повторяет Руэн мои предыдущие слова, и мои руки сжимаются в кулаки. Все было проще, когда я ненавидела его, когда я ненавидела их всех. — Ты чувствуешь вину за то, что не подумала о них раньше, не так ли?

Я закрываю глаза, будто это способно выключить чувства, но, конечно, нет. Всё, чего я добиваюсь, — это лишаю себя вида окружающего мира и срываюсь головой вперёд в пропасть причин, почему, чёрт возьми, всё это так больно.

Наконец поворачиваясь и не заботясь о том, что Руэн даже ближе, чем я подозревала, его тело почти касается моего, я выдавливаю из себя следующие слова. — Какого черта я должна беспокоиться о человеке, который похитил меня у моей матери? Или о матери, которая позволила мне отправиться в Преступный Мир вместо того, чтобы спасти меня?

Образ лица Руэна мерцает передо мной. Черт. Черт. Черт. Нет. Я не могу плакать прямо сейчас. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь проглотить слезы, но они остаются на кончиках моих ресниц, и вот-вот скатятся.

Рука Руэна поднимается, хлеб, забытый на полу позади него. Он обхватывает мою щеку и наклоняется, пока наши лбы не соприкасаются. Его глаза впиваются в меня, и ощущение жжения и зуда разрастается в моей груди и распространяется наружу.

— Можно хотеть