Читать книгу - "Вечно ты - Мария Владимировна Воронова"

Только он вел себя в точности как его вальяжный папаша, сидел и ухмылялся, мол, поставишь, куда ты денешься.

Господи, как хотелось влепить ему трояк! Не двойку, чтобы он пересдал ее на «отлично» у более доброжелательного препода, а именно «удовлетворительно». Испортить зачетку этому самодовольному парню, а потом улыбнуться так же приторно, как его папаша, и сказать: «Вы знаете латынь на «три». Смиритесь с этим». Как хотелось… Но нельзя. Лев в заложниках. Родительская любовь – очень сильное и энергичное чувство, психиатр сурово накажет Льва за эту маленькую Людину месть.

Рука с трудом вывела «отлично», и весь день потом у Люды на душе было не просто тяжело, как обычно, а по-настоящему тошно.

Спускаясь по эскалатору после работы, Люда раздумывала, куда поехать, домой или к Варе. Ключи от квартиры Льва у нее были, и Варя просила заходить почаще, и хотелось Люде к ней, но долг звал домой. Она и так два вечера подряд пропадала у Дщери, за это время накопилось много разных хозяйственных мелочей.

Только заняться уборкой не пришлось. Вся семья была в сборе, и не успела Люда войти и снять сапоги, как от нее в очередной раз потребовали порвать все отношения со Львом и Варей.

– Ты понимаешь, что губишь всю нашу семью, – кричала мама, – уничтожаешь не только свою жизнь, но и жизнь каждого из нас! И ради чего?

Люда промолчала.

– Сама ничего не добилась, так наши достижения решила под откос пустить? – Вера засмеялась своим новым пугающим лязгающим смехом. – Ни себе ни людям?

– Ничего не понимаю…

– Я сегодня получила выговор, спасибо, – мама перевела дух и перешла на ледяной тон: – Мишина жена отчитала меня как девочку, и, впрочем, за дело! Получается, я действительно не сумела объяснить своей младшей дочери некие базовые понятия.

– Действительно, Люда, обращаться к Мише через мою голову было не очень красиво, – вздохнул папа.

Мама резко обернулась к нему.

– Что ты с ней цацкаешься? В двадцать семь лет можно уже понимать, что не надо лезть, куда тебя не просят. Миша блаженный, дурачок, но жена его не такая, она вмиг порвет с нами все отношения и, будьте уверены, не станет молчать, что знакомство с Корсунскими может подвести под монастырь. Мы станем изгоями!

– Мама, я только попросила дядю Мишу…

– Потому что знаешь, какой он мягкотелый! Нет, это просто невыносимо! Мало того, что я терплю разнузданное, абсолютно неприличное поведение дочери, так еще и рискую карьерой и лишаюсь друзей! Сколько можно над нами измываться, в конце-то концов!

Схватившись за голову, мама ушла в свою комнату, а Люда так и осталась стоять в коридоре, не зная, что сказать и как оправдаться.

Папа вздохнул:

– Людочка, мы воспитали тебя в убеждении, что люди должны помогать друг другу, и дядя Миша тоже придерживается этой доктрины, как и большинство порядочных людей, поэтому крайне важно, прежде чем о чем-то попросить человека, подумать, а не заставляешь ли ты его действовать во вред себе.

Люда наконец сняла пальто:

– Папа, мы сразу договорились, что дядя Миша как бы не знает, что нам нужно. Просто устраивает нам аудиенцию, и все.

– Это все равно, Людочка. Как минимум каждая просьба за другого – это отказ от одолжения лично для себя.

– Так главный психиатр – это золотая рыбка, что ли?

– Юмор неуместен, Людмила, – сказала Вера.

– В каком-то смысле да, – улыбнулся папа, – он же джинн и цветик-семицветик. Так все устроено, если ты слишком много просишь у начальства, а особенно если просишь что-то неприятное, то очень быстро лишаешься его расположения. Ничего удивительного, что его жена, узнав, за кого вступился Миша, забила тревогу.

– Да я понимаю, что виновата, но, папа, ты тоже меня пойми! Не могу я сидеть сложа руки, пока Лев гниет в психушке.

– Твои руки, моя дорогая, связаны обязательствами перед семьей, – процедила бабушка, – прежде всего ты должна думать о родителях и о сестре, и только в последнюю очередь о своем половом партнере.

– Какие ты, бабушка, молодежные слова знаешь, – вырвалось у Люды.

– Хамка! Я имею право знать, я замужем была, а ты – нет! Видит бог, мы с тобой хотели по-хорошему, но раз ты упорствуешь, то можно иначе вопрос поставить!

– Да куда хуже-то уже?

Внезапно Люда поняла и прочувствовала, что имеют в виду, когда говорят «ледяное спокойствие». В душе словно внезапно выключили свет. Или потушили костер. Все эти дрязги вдруг сделались безразличны, осталось главное – спасти Льва.

– Хуже некуда, – повторила она.

– Ты так считаешь? Что ж… – бабушка усмехнулась. – А тебе не приходило в голову, что нам может и надоесть терпеть твое неадекватное поведение? Ты кидаешься на людей, ты агрессивна, ты глуха к голосу разума, не желаешь признавать очевидные вещи… Тебе самой не кажется, что твое место в сумасшедшем доме, рядом с твоим любовником?

– Вера Андреевна, прекратите, пожалуйста! – сказал папа.

– Я-то могу прекратить, а вот твоя дочь, кажется, уже нет. Впрочем, может быть, ты ее вразумишь, раз она нас не хочет слушать.

– И правда, Людочка… Нужно уметь вовремя остановиться. Я тебе уже сказал, что сделать ничего нельзя, не навлекая беды на нас и на посторонних людей. В конце концов, я тоже был молод, тоже хотел добиться всего, чего желал, но, увы, существуют вещи, с которыми надо просто смириться.

От того, что папа почти слово в слово повторял психиатра, Люда вздрогнула.

– Смириться, значит? Ага, хорошо. Ладно, – она рассмеялась. Ей самой казалось, искренне, но со стороны звучало, наверное, ужасно, – тогда скажите мне, чего стоит вся эта ваша ненависть к советской власти?

– При чем тут это?

– Ну я с раннего детства только и слышу проклятия и оскорбления в адрес советской власти. Разрушили то, развалили это, разве такие речи похожи на смирение? – Люда поняла, что не сможет остановиться, пока не выскажет все, что накипело. – Нет, вы не смирились, но что в этом толку? Какой смысл во всем вашем кухонном тявканье, если вы, задрав штаны, бежите исполнять то, что вам прикажут? Ладно, мы делаем, – поправилась она, вспомнив сегодняшнего сыночка, – я тоже не без греха. При всей жгучей ненависти, пылающей в наших благородных сердцах, мы парализованы страхом до такой степени, что не можем честно выполнять свою работу. Да что там, не решаемся даже встать на защиту тех, кого мы любим. Если бы мы хоть притворялись, что совершаем все это из любви к родине, для