Читать книгу - "Вечно ты - Мария Владимировна Воронова"

матерью это будет нелегко, но мы примем, что ты совершила то, что совершила, из самых честных намерений, будучи уверена в таких же честных намерениях своего избранника. Если ты впредь ничем себя не запятнаешь, то, дорогая, как говорится, добро пожаловать домой!

Расчувствовавшись, бабушка смахнула слезинку с уголка глаза, встала и раскрыла Люде объятия.

В любой другой день Люда радостно бы кинулась в них, но не сегодня.

– Я Варю не оставлю, – сказала она хмуро, – и Льва тоже.

– Если он благородный человек, он обязан сам первый с тобой порвать!

– Бабушка, ты всегда считала его хамом, так что на это не надейся.

Люда вышла. Хотела хлопнуть дверью по Вериной методике, но воздержалась.

Вечером она уехала к Варе, собираясь у нее остаться, но в десятом часу вдруг позвонила мама. Рыдая в трубку, она сказала, что Люда и так убивает их с отцом, пусть хотя бы не заставляет сходить с ума от тревоги и неизвестности.

– Возвращайся домой, умоляю тебя, – всхлипнула мама.

Варя развела руками, мол, мать – это святое, и Люда вернулась.

С тех пор начались их мытарства. Попытка штурма больницы удалась лишь частично. Варю пускали на свидания и беседы с врачом, как родную дочь, а Люду – нет.

Лечащий врач Варе в принципе нравилась, насколько это было возможно в их обстоятельствах, она не пичкала Льва таблетками, и Варе не пыталась во что бы то ни стало внушить, что ее отец сошел с ума, но перспективы рисовала не очень радужные.

Первую неделю Варя с Людой носились по всем инстанциям, стучались во все двери, потому что дядя Миша, которому Люда все-таки позвонила втайне от родителей, сказал, что если и есть ничтожный шанс, что диагноз признают ошибочным, то ловить его надо сразу, в первые несколько дней. Дальше ни один уважающий себя психиатр не признает, что кормил таблетками совершенно нормального человека.

Дядя Миша сам не мог ничего сделать, потому что официально работал в мединституте, а в больнице у него была только клиническая база. Он вел занятия со студентами, иногда консультировал больных, но никакой юридической силы его заключения не имели. Его полномочия ограничивались тем, что он мог подойти к Регине Владимировне и высказать свое мнение о психическом статусе пациента Корниенко, но она и без его ценных замечаний видела, что он нормальный.

Нужна была какая-то очень высокая рука, чтобы заставить врачей официально признать Льва таким, какой он есть, а не каким его приказали видеть.

Всегда симпатизировавший Люде дядя Миша устроил ей прием у главного психиатра Ленинграда. У Льва оставалось немного чеков за предыдущую командировку (за эту он еще не получал и вряд ли уже получит), на которые они с Варей приобрели в «Альбатросе» бутылку виски в элегантной коробке-тубусе и отправились на поклон.

Главный психиатр, вальяжный мужчина с бородкой-эспаньолкой и глазами, горящими так, будто у него в голове постоянно мигала лампочка «запасной выход», принял их с большой любезностью, особенно Варю, которая, сменив кеды на туфельки, а брезентовые штаны на черное платье гимназистки, внезапно оказалась очень хорошенькой.

– Дорогие мои, милые девушки, я рад вам помочь, – басил психиатр, радушно усаживая их за длинный стол для совещаний.

После этого он скрылся за маленькой, незаметной среди дубовых панелей дверью, с бутылкой в руках, а через секунду появился уже без нее.

– Итак, дорогие мои, что я могу сделать для вашего батюшки?

Люда не стала объяснять, что она не дочь, а невеста.

– Отца положили в больницу без показаний, – сказала Варя, – я сама почти врач…

– Ох-ох-ох, как же это плохо, – перебил психиатр.

Варя приободрилась, воскликнула: «Вот именно!» – но тут же выяснилось, что он имел в виду другое:

– Коллега, вы должны знать, что нет хуже родственников, чем родственники с медицинским образованием, – засмеялся хозяин кабинета, – впрочем, если не сталкивались, то еще столкнетесь, какие ваши годы. Видите ли, в том, что касается родных и близких, желаемое часто выдается за действительное. Этого не надо стесняться, совершенно естественная уловка психики, но все же лучше о ней помнить и в серьезных вопросах, особенно касающихся жизни и смерти, вверить судьбу любимого человека в руки беспристрастным профессионалам.

– Да я не спорю. Если бы у папы был аппендицит, я бы никогда в жизни его сама не взялась оперировать.

– Ну вот видите, голубушка! То же самое касается и всех других органов и систем вашего батюшки. Компетентное заключение специалистов, согласитесь, имеет больший удельный вес, чем ваше мнение.

– Но я с ним провела весь день! Ладно, я, спросите ребят в аэроклубе, папа с ними занимался, наверное, хоть один из них насторожился бы, будь с папой что-то не так!

Психиатр склонил голову набок. Люда чувствовала, что его тяготит их визит. Не в том смысле тяготит, что приходится лгать и изворачиваться, нет, просто жаль напрасной траты времени.

– Дорогая моя коллега, – он улыбнулся так умильно, что Люда содрогнулась, – я так понимаю, вы еще не получили диплом?

– Год остался.

– Но цикл психиатрии у вас уже был?

Варя кивнула.

– Надеюсь, вы хорошо усвоили материал? Впрочем, это не важно, – сам себя осадил психиатр, – как бы вы ни учились, вы не могли не понять главного – госпитализация в психиатрический стационар – это не наказание, а лечение, и производится только и исключительно на благо пациента. Карательная психиатрия – это миф, страшилка, которую изобрели психически больные, отказывающиеся считать себя таковыми.

– Не сомневаюсь в этом, потому и прошу вас разобраться. От врачебных ошибок ведь никто не застрахован?

– Случайно возникло какое-то недопонимание, – включилась Люда, – возможно, Лев Васильевич слишком бурно отреагировал… Он же летчик, каждый год проходит медкомиссию, включая психиатра, и никогда никаких отклонений не обнаруживалось.

– Вот именно! Лев Васильевич заслуженный военный, героический человек, – улыбнулся психиатр, – он много сделал на благо нашей родины, но, к сожалению, такая колоссальная нервная нагрузка оказалась для него непосильной. Он слишком долго был в зоне боевых действий, что практически у всех приводит к ряду психических расстройств, описанных еще во время Первой мировой войны и поэтически называемых «сердце старого сержанта». Уверяю вас, ничего постыдного в болезни вашего отца нет.

– Если она есть.

– Есть, есть, голубушки мои, не сомневайтесь! Вы еще спасибо скажете за то, что советская медицина бдит на страже здоровья граждан. – Хозяин кабинета встал и неспешно направился в сторону двери. – Это ведь такое дело, совершенно непредсказуемое, особенно если военная служба сопровождалась черепно-мозговой травмой. Внезапно, вдруг, сознание выключается, и что в этот момент сделает человек, ведает один только бог. Задушит, зарежет первого, кто под руку попадется, или сам