Читать книгу - "Коллектор - Ульяна Соболева"

И всё. Ни объяснений. Ни условий. Ни надежды.

И я стояла там, на кафельном полу, под тусклым светом, с билетом в руках, и понимала: он меня отпускает. Точно так же, как держал — без права на компромисс. Но теперь между нами — не ярость. Не цепи. А нож. Он врезал его в меня этими словами. Тихо. Точно. Навсегда.

Я стою в зале вылета. Под потолком холодный свет, вокруг люди — с чемоданами, наушниками, кофе на вынос. Кто-то целует навылет, кто-то провожает взглядом, кто-то просто идёт вперёд. И только я стою. Не иду. Не двигаюсь. Билет в руке — бесполезный кусок бумаги, такой аккуратный, такой чистый, как будто эта чистота может стереть всё, что было.

В голове — шум. Нет, не гул аэропорта. Не объявления. А крик. Внутренний, тихий, рвущийся наружу: Как это — без неё? Как это — жить, дышать, есть, спать, если где-то в горах моя дочь называет чужую женщину мамой? Или вообще никого так не называет? А я здесь, со свободой в руке и пустотой в груди?

Он дал мне выбор. Он дал мне шанс. Он отпустил. Но вместе с этим вырвал из меня смысл. Свобода без Аниты — это не свобода. Это приговор. Медленный. Холодный. Тот, от которого умирают на ногах, с улыбкой на лице, потому что никто не замечает, как сердце остановилось. Я не хочу свободы, если в ней нет моей дочери. Я не хочу воздуха, если в нём нет её запаха. Я не хочу себя — если меня нет рядом с ней.

Я понимаю — я не уеду.

Самолёт поднимется в небо. Без меня. Потому что уехать — значит предать Аниту второй раз. А я уже не выживу, если сделаю это снова. Первый раз я убежала. От страха. От боли. От того, что убила человека, и он сел вместо меня. Убежала — и потеряла её. Второй раз я не позволю себе быть слабой. Не сейчас.

Я иду обратно. Медленно. Уверенно. Как будто возвращаюсь в пекло. Я знаю, что там будет боль. Что там снова будут запертые двери, резкие слова, тишина, которая сводит с ума. Но мне всё равно. Потому что я больше не бегу. Я возвращаюсь. К нему. К себе. К аду.

Он стоит у машины. Сигарета в пальцах. Глаза полуприкрыты. Не удивлён. Он знал. Ждал. И только когда я приближаюсь — медленно поднимает взгляд. Я подхожу. Близко. Смотрю в глаза. И не говорю ни слова. Просто обхожу машину и сажусь рядом. На переднее сиденье. Без разрешения. Без покорности. Просто — потому что так надо.

И в этот момент внутри меня что-то обрывается. Или, наоборот, встаёт на место. Потому что я всё решила. Я сама войду в его ад. Но вытащу оттуда свою дочь. Или сгорю вместе с ними.

Глава 34

Мне позвонили ночью. Я сначала проигнорировал — подумал, ошиблись. Второй звонок — тоже. На третий поднял с раздражением, уже собираясь сорваться… но замолчал, когда услышал голос. Мужской. Чеченский. Сухой, как хруст сломанной ветки. Без воды, без прелюдий.

— Мадина Саидова-Багратова. Погибла. Авария.

И тишина. Как будто этого достаточно, чтобы всё объяснить.

Мадина. Моя жена. Та, что носила мою фамилию. Та, с которой у нас была договорённость, уважение, семья. Без любви, но с принципом. Без страсти, но с честью. Она была беременна. Мы не строили иллюзий — но она была моей женщиной. Моей женой.

Теперь — нет.

Машина сорвалась с дороги на мокром повороте. Горы. Скалы. Несчастный случай. Так сказали в полиции. Лаконично. Буднично. Как будто это не женщина с округлым животом, а просто цифра в сводке. Но я знаю — у таких, как я, случайностей не бывает. Если что-то рушится — значит, это кому-то было нужно. Значит, кто-то это провернул. Значит, это предупреждение. Или удар.

Я зашёл в комнату. Там всё было на месте. Её духи на комоде. Плед на подлокотнике. Кружка с недопитым чаем на подоконнике. И фото — в рамке, на тумбочке. Со свадьбы. Мы рядом. Она улыбается. А я смотрю на неё так, будто пытаюсь поверить, что это надолго.

Я стоял. Просто стоял. Не дышал. Не моргал. Тело не двигалось. Только пальцы сжимались в кулак, медленно, со скрипом в костях.

Внутри было пусто. Не боль. Не крик. Пусто. Как будто во мне вынули сердце вместе с лёгкими. Только один холод — вязкий, беззвучный, как лёд под кожей. Не от смерти. От понимания. От мысли, что снова я потерял. Снова не сберёг. Снова у меня вырвали — без спроса, без права, без объяснений.

Мадина мертва. Женщина, которую я защищал. Которую должен был уберечь. Мать моего нерожденного ребёнка. А я — жив. Снова. Один.

И это, чёрт возьми, моя самая страшная участь.

* * *

Аниту забрала ее родня. Мою кровь. Мою девочку. Моё всё. Забрали, как только в доме остыло тело Мадины. Не успел охладиться чай в её кружке и воск на свечах. Не успел я захлопнуть чёртов гроб, как эти твари — родственнички — уже стояли у дверей тетки с вытянутыми шеями и святыми рожами. И она отдала….Отдала Аниту.

Они ждали. Выжидали. Суки с лицами добропорядочных. Ждали, пока я оступлюсь. Пока я останусь один — и стану уязвимым. А потом, пока я обжигался об похоронный костёр, пока я терял рассудок от того, что не уберёг, — они молча увезли её. Аниту. Без слова. Без прощания. Без даже сраного взгляда. Идиот…Я позволил себе тогда опуститься. Нажрался как свинья… спал у Веры.

Я проснулся утром. Только звонок в пустоту. Номер няни — отключён. Тёща — вне зоны. Двоюродный козёл, который клялся, что «всегда рядом» — блок. Тишина. Холодная. С липким привкусом предательства. Они забрали её. Моё единственное. Моё последнее.

Они думают, что спасают. Считают, что прячут её от чудовища. Что я опасен. Что мне нельзя доверить ребёнка. Считают, что у девочки будет жизнь без страха, без крика, без меня. Они решили, что имеют право.

Я сижу на полу. Прямо на холодном ламинате, среди идеального, стерильного, дорого вылизанного дома. Спина ноет, плечо стреляет от старой раны, но я не двигаюсь. В руках — её игрушка. Маленький плюшевый медведь, с погрызенным ухом и вшитым бантом. Пахнет клубникой. Не той, из магазина, химозной — а той,