Читать книгу - "Коллектор - Ульяна Соболева"

Потом голос сменился. Стал суше. Глуше. Он сказал, что теперь их нет. И что мать…с отцом погибли. А он копал им могилу сам. Не техникой, не лопатой — руками. Обмороженными. И он молчал тогда, как молчит сейчас. Потому что кричать — бесполезно. Горы всё равно не отзовутся.

Я слушала, не перебивая. Только дышала медленно, ровно. Потому что каждое его слово было гвоздём в грудную клетку. И он не говорил с болью — нет. Это не боль была. Это был пепел. Сухой, осевший внутри, чёрный и вечный. Он не горел. Он просто жил в нём, как в старой печи — на остатках того, что когда-то называлось домом.

Мы не говорили больше. Ни о нём. Ни обо мне. Ни о боли. Ни о нас. Вечер стекал по стенам, как воск по свече — медленно, бесшумно. Мы сидели рядом. Один диван. Два тела, два мира. Я скрючилась в углу, он откинулся назад, закинув руку на подлокотник. Он не трогал меня. И в этом было что-то странное — потому что я всё равно чувствовала, как он держит меня мысленно. Прямо за кости. За шею. За прошлое.

И тишина между нами стала плотной, как дым. В этой тишине было больше смысла, чем в любом из наших диалогов. Больше правды, чем в крике. Больше боли, чем в его хватках. Это было… почти доверие. Почти прощение. Почти тепло.

Он повернулся ко мне. Наклонился. Не резко, не с яростью. А будто боялся — вспугнуть. Исчезнуть. Коснулся губами моих губ — не требовательно. Не властно. А как будто это был жест не страсти, а нужды. Как будто, если он не сделает это — он исчезнет.

Я не ответила. Но и не оттолкнула. Просто осталась. В этом прикосновении. В этой тишине. В этом вечере, где, впервые за долгое время, я не чувствовала, что умираю. Только — что ещё дышу. Хоть и рядом с тем, кто однажды меня похоронил.

* * *

Он уснул. Или сделал вид. Лёг в постель, не глядя на меня, как будто между нами не было ни пощёчин, ни поцелуев, ни обещаний, ни проклятий. Просто перевернулся на бок, и тишина в комнате стала такой плотной, что казалась смертным приговором. Я сидела в углу, прижав колени к груди, и считала его дыхание. Ждала. Прислушивалась. И всё равно не могла понять — правда ли он спит. А может, просто дал мне шанс. Как охотник даёт зверю немного пробежать — чтобы поймать слаще.

Ключ я нашла в его пиджаке. Он висел небрежно, на спинке стула, будто нарочно. Будто он хотел, чтобы я взяла. Чтобы проверила себя. Или — его. Я потянулась дрожащими пальцами, стараясь не издать ни звука, будто в комнате не он, а хищник, чуткий к каждому шороху. Ключ тяжёлый. Металл врезается в ладонь. Я прячу его под рубашку, как амулет.

Дышу через нос. Не шаг — призрак. Не движение — тень. Кажется, даже пол скрипит от страха, а не от веса. Плечи сводит от напряжения, горло пересохло. Щелчок замка — как выстрел. Я замираю. Тишина. Он не двинулся. Не дышит громче. Значит — можно. Значит — надо. Я толкаю дверь. И сквозняк ночи врезается в меня, как свобода.

Я бегу. Не оглядываясь. Как будто за мной пламя. Как будто позади — смерть, в которую я слишком долго смотрела. Плащ цепляется за воздух, волосы липнут к лицу, сапоги — в руках, босые ноги режет асфальт. Мне всё равно. Боль — ничто. Страх — ничто. Главное — прочь.

Машины проносятся мимо, люди курят у подъездов, чьи-то окна горят теплым светом. А я — чужая. В этом городе. В этой жизни. Без него. Впервые — без него. Мир без Аслана кажется пустым, беззвучным, как кино, в котором забыли включить музыку.

Я бегу, пока лёгкие не горят, пока сердце не пытается вырваться наружу. Пока не вижу трассу. Автобусную остановку. Столб с облезшей афишей. Шанс. Я вскидываю взгляд к небу — тёмному, глухому, без звёзд. И шепчу, как молитву: «Подари мне шанс. Я найду её. Я заберу свою дочь. Я сбегу… из его ада.»

Но даже в этой тьме я чувствую — он уже едет за мной. Он уже знает. Потому что он — не просто мужчина. Он моя тень. Мой демон. Моя клетка. И если он проснулся… значит, я больше не бегу. Я снова — на поводке.

* * *

Машина появилась, будто выросла из тьмы. Без фар. Без звука. Просто материализовалась, как моя самая страшная мысль. Я не слышала её — я почувствовала. Кожей. Позвоночником. Сердцем, которое в этот момент сорвалось с рёбер и грохнулось вниз, прямо в желудок. Я обернулась. Не сразу. Сначала стояла, будто вкопанная. И когда повернулась — он уже стоял рядом. Спокойный. Невыносимо спокойный.

Не было злости. Ни в походке, ни во взгляде, ни в губах, сжатых до белизны. Только глаза. Он смотрел так, будто я не женщина. Не беглянка. Не предательница. А гвоздь, вбитый прямо в его сердце. Глубоко. Криво. С болью. И вытащить нельзя — только если вырвать всё, что вокруг.

Он подошёл медленно. Ни крика. Ни угроз. Ни боли даже — как будто он сдался раньше меня. И сказал тихо, глухо, почти ласково, с горечью, которую я запомню до конца жизни:

— Ты никогда не сдаёшься, да?

А сам будто сдался. Он не держал меня за запястья. Не толкал. Не рвал. Он просто смотрел. И это было страшнее любого удара. Потому что впервые — он пустой.

Он не спрашивал. Не объяснял. Просто открыл дверь машины и кивнул. Я села. Не сопротивлялась. Мне было холодно. Страшно. Он вёл молча. Только пальцы на руле — побелевшие, костяшки напряглись, как будто он всё-таки сдерживал себя, чтобы не врезаться в первую встречную фуру.

Дорога была длинной. Или короткой. Я не помню. Я смотрела в окно. А внутри уже не было ни крика, ни слёз — только пустота, как будто мою душу выжгли и оставили обугленный контур. Он заглушил мотор у аэропорта, вышел, обошёл и открыл мне дверь. Не резко. Не властно. Просто открыл.

Подошёл к стойке. Кассирша не успела даже спросить — он положил паспорт и купюры, будто вырезал этот момент из своей жизни без слов. А потом протянул мне билет. И посмотрел.

И шепчет:

— Уезжай.