Читать книгу - "Тетушка против - Тата Алатова"

Рауль бросил на нее долгий и чуть затуманенный взгляд, а потом вдруг спросил:

— А ведь вы, моя Пруденс, наверное, безжалостны к кавалерам, которые позволяют себе разные вольности?

Она так и застыла, как одна из каменных статуй в склепе.

— Совершенно безжалостна, — с запинкой подтвердила Маргарет, — ко всем кавалерам… и вольностям тоже.

Боже! Что он несет!

Единственной вольностью, которую она ощутила на себе, было похлопывание по плечу от веселого зеленщика.

— Плевать, — решительно заявил Рауль, порывисто вскакивая. — Оно того стоит.

И он стремительно двинулся прямо на нее, Маргарет с невольной проворностью шагнула за секретер. Рауль, растяпа Рауль, зацепился длинным рукавом кафтана за все еще распахнутый ящик. Ругнувшись, он дернул рукой, пытаясь освободиться как можно быстрее, чтобы гарантированно получить свою долю жестокости, оцарапался пальцами о растрескавшуюся древесину, выдрал клок дорогущего узорчатого жаккарда (Маргарет еще успела огорчиться этой потере и утешиться, что она, возможно, сможет починить ценную ткань) и приблизился все-таки вплотную.

С неведомым ранее восторгом она наблюдала за тем, как его ладонь взлетает вверх, к ее лицу, как алая капля падает вниз, а потом вдруг все вокруг запестрело, ожило, и по стенам побежали неровные буквы.

Глава 20

Вот как бывает: только Рауль печалился о том, что его предки оказались мерзавцами, а потом желание немедленно поцеловать женщину стало нестерпимым, толкнуло в спину, заставило забыть обо всем на свете.

Утренняя Пруденс была чуть мягче вечерней, озабоченность еще не коснулась ее лица, и дневные хлопоты не успели растрепать ее прическу. Она казалась трогательнее, нежнее, и от этого безрассудно кружило голову, как от хорошего шампанского.

Внутренним чутьем, отточенным на многих, самых разных прелестницах, Рауль ощутил, что именно сейчас она не оттолкнет его, позволит сорвать первый и торопливый поцелуй, а потом уж… Потом уж помоги ему господь.

Налетев на какую-то дурацкую преграду и даже толком не заметив ее, он уже почти коснулся лица Пруденс ладонью, уже близко взглянул в ее растревоженные, потемневшие глаза, успел с восторгом заметить, как разом пересохли ее губы, как сбилось ее дыхание, а потом что-то изменилось — с румяного, круглощекого лица разом слетела неуверенность, уступив место будничной рассудительности.

— Как по мне, ваша светлость, то нелишне будет все комнаты вашей кровью заляпать, — саркастично произнесла Пруденс. — Вы поглядите только, как это преображает замок.

— Что? — нахмурился Рауль, совершенно не понимая, о чем она говорит. Ей потребовалось взять его руку и поднять повыше, демонстрируя длинную царапину на тыльной стороне ладони. Ну надо же! Когда он вообще успел пораниться?

— Посмотрите на стены, — посоветовала Пруденс, доставая из кармана белоснежный платок и перетягивая смешную царапину с такой аккуратностью, будто это была настоящая рана.

Рауль оглянулся и остолбенел.

Поначалу Люка писал ровно, это был с детства знакомый мелкий почерк, однако чем ниже спускались строки, тем беспорядочнее становились буквы.

«Кристин — ключ, — это были явно рассеянные размышления, которым человек предавался бессонными ночами. — Почему Кристин? Какая связь с раствором?»

«Кровь — объем? Лилии — экстракт? Пепел — пропорции?»

«Глэдис сама по себе преданная? Или?..»

«Исследовать структуру болотных кристаллов».

«Кристин блуждает по болотам, но не разговаривает со мной».

Потом характер надписей менялся, Люка писал нервно, торопливо, некоторые строчки наползали друг на друга, и разобрать слова оказалось сложнее.

«Глэдис одержима. Не видит? Не хочет видеть?»

«Анри не просто чудак… Он опасен».

«Насколько верным нужен новый слуга? Я верный?..»

«Верные всегда мертвые».

«Замок хочет крови».

«Не любой крови».

«У них одинаковые носы».

«Черт».

Послышался шорох юбок, и Рауль крупно вздрогнул — он настолько погрузился в эти ужасающие послания, что забыл о Пруденс за своей спиной. Она же прошла мимо и коснулась кончиками пальцев бледно-зеленых, полупрозрачных букв.

— Жиль говорил, что Люка прятал слова в камень, — прошептала она. — Он говорил: «Замок злой, замок хочет крови. А чужую не берет», — тут она обвела похожие слова на стене. — Очевидно, что замок принимает только кровь Флери. С готовностью открывает вам все свои секреты. «Кристин — ключ, — прочитала она вслух. — Почему Кристин? Какая связь с раствором?». Ох, ваша светлость…

И она села на скамью, не спуская глаз со стены, словно надеясь понять наконец, что же тут случилось.

У Рауля не осталось больше сил разгадывать эти ужасы. Он молча опустился на пол у ее ног, едва прислонившись виском к шершавой плотности дешевой юбки. Это было совсем легкое касание, но оно приносило утешение. Прикрыв глаза, он погрузился в тишину, а слова Люки так и кричали внутри его головы.

И не было никакой возможности ни забыть о них, ни заставить замолчать.

— А носы-то у кого одинаковые? — саму себя спросила Пруденс, тяжело вздохнула, будто это было самым важным сейчас.

Рауль продолжал молчать. Его мутило — от замка, от того, что надо держать лицо, отправляться завтракать, вести себя так, чтобы не напугать домашних.

Ему было пронзительно жаль того, совсем недавнего Рауля, который мечтал поцеловать Пруденс. Ведь больше нельзя отворачиваться от правды, пульсирующей в его голове криком Люки: отец был чудовищем. И Кристоф был чудовищем. Возможно, все Флери именно такие, и Рауль, как порядочный человек, должен позаботиться о том, чтобы новые чудовища перестали появляться на свет.

И Жанна… Жанна, кажется, считала точно так же, раз всеми силами увиливала от брака. Она видела, знала и понимала больше, чем ее брат и сестра.

Он ощутил, как дрожь прошла по его позвоночнику, заставила содрогнуться все тело, а горло свело болезненными сухими спазмами. И тут же теплая широкая рука легла ему на плечо.

— Вот что, ваша светлость, — добродушно сказала Пруденс, — пойдемте-ка мы с вами прогуляемся.

— Но ведь завтрак… — вяло возразил он, хотя не испытывал вовсе никакого аппетита, а также сил, чтобы вести светские беседы.

— И черт с ним, — решительно отмахнулась она, наклонилась к нему, ткнула локтем в спину, безо всякой почтительности подгоняя подняться, как будто он был заупрямившимся мулом, и вывела-таки из комнаты, закрыв дверь за кошмарными надписями.

***

Осень здесь, на юге, всегда была ласковой. В столице Рауль тяжело привыкал к холодам и пронизывающим ветрам, да так и не привык, каждый год впадая в беспричинное раздражение, кутаясь в теплые одежды и пропуская балы. Он попытался представить Пруденс среди роскоши бальной залы, в пышном наряде, с перьями в прическе, с мушками на светлой коже — и по всему выходило, что она могла бы украсить собой любое самое