Читать книгу - "Брат моего парня - Виктория Вашингтон"

окружением и скрывала связи.»«Есть подозрения, что она участвовала в подготовке действий, приведших к аварии водителя Томсенов для похищения важных документов.»«Её мотив — финансовая нажива.»

Сердце билось в висках так громко, что я почти теряла зрение.

Я отодвинула ноутбук, но новость будто прожигала воздух — я могла ощущать каждое слово на коже, как подгоревшее раскаленное масло.

Я знала, что бывает в новостях ложь. Но видеть свою фамилию рядом с формулировками:

«преступная схема» «возможный умысел» «подозрительное сближение с наследником»

…это было совсем другое.

Под фото стоял жирный комментарий редакции:

«Если информация подтвердится, это станет крупнейшим скандалом за последние годы. Обычная девушка, выросшая без денег и связей, могла разрушить многомиллионную структуру, играя чувствами членов клана.»

Обычная девушка. Без денег. Втерлась в доверие. Ради наживы.

Слова впивались в меня, как стекло, осколок за осколком.

Я открыла комментарии — и пожалела мгновенно.

«Конечно, бедная — значит, готова на всё.» «Шлюха, вот и всё.» «Думаете, такие не мечтают о богатых альфах?»«Это она довела водителя до аварии.»«С такими надо разбираться жёстко. Судить по всей строгости.»

Я не заметила, что у меня трясутся руки. Что дыхание сбилось. Что в груди начало жечь так, будто там растирают соль.

Пальцы сами закрыли ноутбук. Но ощущение грязи не исчезло — будто это не экран был, а моя кожа.

И тогда мысль ударила болезненно ясно:

Коул это тоже увидел. Он, Кай, вся их семья — все увидели.

Его молчание вдруг стало не туманом… а пропастью.

Внутри возникла тишина — страшная, липкая, как провал в холодную воду.

Я не знала, что хуже: что в новостях писали про меня так, или то, что он, возможно, поверил.

33

Я несколько раз открывала телефон, закрывала, снова открывала — пальцы не слушались. У меня дрожали руки настолько сильно, что я едва могла нажать на имя Кая в списке контактов.

Наконец нажала.

Гудок… второй… третий.

— Да? — Кай ответил устало, как человек, который не спал ночь.

— Кай… Кай, пожалуйста… — слова полетели вперёд быстрее, чем успевала думать. — Ты видел новости? Эти порталы… то, что они пишут… это бред, абсолютный бред, я вообще не понимаю, откуда… как они вообще… почему упоминают меня в контексте аварии? Это же… это же кошмар какой-то!

Я говорила быстро, сбивчиво, будто боялась, что если остановлюсь хоть на секунду — расплачусь.

На том конце была тишина.

— Кай? Ты слышишь?

— Да, — отозвался он наконец. Тихо. Странно тихо. — Слышал.

— Это ложь! Я ничего такого. Я не знаю, кто это… почему это вообще появилось… — я почти задыхалась, потому что в груди всё сжималось. — И там пишут… что я втерлась в доверие… что я манипулировала… что я… ради наживы.

Голос сорвался.

Я сжала телефон сильнее, будто это могло удержать реальность на месте.

— Кай… пожалуйста… скажи хоть что-то…

Он выдохнул. Длинно, будто потёр лицо.

— Я приеду вечером, — сказал он. — Разберёмся.

— Кай, но… ты понимаешь, что там пишут? Они… они выставляют меня преступницей! И твою семью втягивают! И меня обвиняют в том, что произошло с водителем! Ты же знаешь, что я бы….я не могла.

— Рэн. — Он перебил спокойно. Слишком спокойно. — Я сказал: вечером приеду.

Эта отстранённость ударила сильнее любых слов. Будто между нами поставили стеклянную стену — прозрачную, но непроходимую.

— Хорошо… — выдавила я. — Хорошо.

— До вечера.

И он отключился.

Я осталась сидеть, глядя на экран, который снова стал чёрным. В комнате будто стало холоднее.

Оставшиеся часы растянулись в мучительное, липкое ничто.

Я ходила из угла в угол. Пыталась читать — буквы расплывались. Пыталась сделать чай — руки дрожали так, что я пролила воду на стол. Лира уехала к родителям, потому что у нее заболел младший брат, поэтому дергать ее не хотелось.

Телефон я проверяла каждые две минуты. Снова и снова. Но экран оставался тёмным, равнодушным.

Мне казалось, что стены общаги сжимаются. Что воздух становится густым. Что слухи уже бегут по коридорам быстрее, чем я дышу.

И самое страшное: ни Кай, ни Коул не писали.

И это только делало боль глубже.

* * *

Я сидела на кровати, держась за телефон так, будто он мог удержать меня от распада. Шаги Кая раздались заранее — уверенные, ровные, без спешки.

Он появился в дверном проёме, и на мгновение мне показалось, что это вовсе не Кай. Не тот, кто мягко улыбался, кто всегда казался спокойным островком среди моего хаоса. Этот Кай был собран, закованный внутрь, с лицом, на котором прикосновения эмоций не задерживались. Статуя. Холодная. Чужая.

— Заходи… — сказала я, но голос прозвучал странно — тонко, будто порвался.

Он вошёл, не глядя по сторонам, будто комната была пустой. Закрыл дверь.

— Кай, я… новости… это всё… — слова высыпались сумбуром, вязким, задыхающимся. — Ты же понимаешь, что это не я? Ты же знаешь меня… ты знаешь, я никогда…

— Сядь, — сказал он спокойно.

Не просьба. Не предложение. Команда.

Я опустилась на край кровати, чувствуя, как в груди всё стягивается в тугой узел. Кай стоял напротив, не двигаясь, будто врос в пол.

Тишина тянулась так долго, что у меня начали дрожать пальцы.

— Рэн, — произнёс он так, будто перебирал каждое слово на весах, — я скажу это прямо. Я знаю, что ты не виновата.

Облегчение вспыхнуло внутри — быстро, слишком быстро.

— Спасибо… Кай, я…

— Не перебивай.

Я замолчала. Он посмотрел на меня так, как будто впервые видел — пристально, сухо, внимательно, но без тепла. Совсем без тепла. Пустота в его глазах напоминала глубокую воду: чем дольше смотришь, тем страшнее.

— Я знаю, что это не ты, — повторил он, чуть наклонив голову. — Потому что знаю, кто это сделал.

У меня похолодели руки.

— Кто…?

Он усмехнулся. Медленно. Почти лениво. Но эта ленивость была как лезвие — скользящее, цепляющее кожу.

— Я.

У меня выбило воздух из лёгких — будто меня ударило что-то тяжёлое, невидимое.

— Кай… перестань. Это не смешно.

— Разве я смеюсь? — спросил он тихо. Губы почти не шевельнулись, но в голосе было что-то медное, звенящее. — Это моё дело. Моя работа. И моё решение.

Он подошёл ближе, так, что я ощутила запах улицы, холодный, ночной, и его собственный — знакомый, но почему-то теперь неприятно резкий.

— Ты оказалась очень удобной фигурой, — произнёс он, будто объяснял простейший факт. — Бедная, без связей. Без защиты. Ты всегда была слабым звеном. Я только… воспользовался этим.

— Кай, ты… ты не мог… зачем?! — голос сорвался. Я даже не поняла, как. —