Читать книгу - "Любовь и лёд. Книга 2 - Ирмата Арьяр"

Нет, но уже тот факт, что ни на помолвку, ни на сегодняшний ритуал не принесли главную императорскую корону, о многом говорит. Отец не мог забыть о таком важной атрибуте и не мог никаким указом отменить священные традиции императорского двора… — Рамасха оглянулся. Заговорщики, конечно, почистили часовню и вокруг нее от следящих заклинаний, но могли появиться и новые, их враг тоже не дремал. — Не здесь об этом говорить. Идем, не будем терять времени. Не будем пока говорить принцессе, отвлечем. А там что-нибудь придумаем, чтобы спасти ее фрейлину.

*

И действительно, принцесса, испугавшаяся сначала за свою подопечную эйхо, потом завороженная мерцающими звездными глазами прекрасного северного принца и его живым рассказом, не сразу обнаружила отсутствие фрейлины. А не столь романтичная леди Исабель — заметила, сверкнула встревоженным взглядом черных глаз, но промолчала, остановленная жестом Яррена, приложившего палец к губам.

Однако описание битвы в молельне подошло к концу, и улыбающаяся Летта спросила:

— А моя фрейлина осталась с Марой, как с моей представительницей?

Мужчины дрогнули и отвели взгляды. Врать, глядя в фиалковые глаза, Рамасха не посмел, а Яррен и не мог, он слово учителю дал.

Улыбка мгновенно спала с лица принцессы.

— Где она?

— На праздничном ужине в вашу честь, ваше высочество.

— Одна? Я иду туда. Немедленно!

— Он этого и добивается. Вашего выхода, — Рамасха снова поймал пальцы Летты и бережно сжал. — Он в страшном гневе сейчас. И если доберется до вас, то гнев обрушится на вашу голову.

— Но Эбигайл…

— Я пойду и попробую вывести из зала вашу фрейлину и сопроводить к вам. Яррена не пустили в трапезную, но меня не посмеют остановить.

Рамасха поцеловал Летте кончики пальцев и поспешил в трапезную.

Но спасать было уже некого. Император и его новая фаворитка покинули праздничный ужин с позорной поспешностью. И, как оказалось, не только ужин, но и дворец. Как раз в тот миг, когда был снят блокирующий выходы купол.

Глава 8. Азархарт

Обдурить глупенькую светло-рыжую фрейлину оказалось еще легче, чем предыдущую, тоже рыжую, но куда темнее.

Не просто так гуляли сквозняки по дворцу и покоям принцессы все эти дни и ночи.

К самой Виолетте подобраться не удавалось: девушка почти не выходила из защищенной горной магией комнаты, всегда куталась в шубу с вплетенными в мех оберегами, либо держалась слишком близко к жаровням.

А вот ее фрейлины, бегавшие по поручениям, как простые служанки… Им доставалось изощренных ледяных ласк куда больше.

Дотронуться до щеки легким ветром. Мазнуть по губам. Пробраться под одежду и куснуть холодом сосок, чтобы сжался в твердую горошину. Скользнуть льдинкой по животу и ниже…

Ах, как Эбигайл вздрагивала, как испуганно сжимались ее бедра, когда невидимые ледяные пальцы касались лепестка рыжей гардарунтской розы там, внизу. И, дотронувшись, пальцы становились горячими от ее живого тепла. Ласкали, пока и ей не становилось жарко. И она, застигнутая на бегу, судорожно обнимала колонну и сползала на пол, не в силах и шагу ступить дальше, или растекалась лужицей в темном уголке коридора, на одном из многочисленных диванчиков, и обмирала от страха, что кто-то заметит ее и поймет, как ей хорошо…

Откуда ей знать, что эти шаловливые сквозняки послушны только одному хозяину и охраняют его тайную игрушку от чужих глаз и ушей, пока она, в полуобмороке упав на диванчик или креслице, тихо стонет и содрогается в сладких судорогах.

Никто не замечал, что маленькая скромная фрейлина старалась отсесть подальше от жаровен, хотя там Алэр стерегся и в покоях невесты лишний раз рыжую игрушку не трогал. И девушка уже сама старалась чаще покидать покои с поручениями. На кухню, к прачкам, в часовню… И по пути замедляла шаг, искала уединенный уголок и замирала в ожидании, когда сквознячок ее заметит и приласкает. Сквознячок-язычок. Невидимый, ловкий, сладкий…

Догадывалась ли она, кто с ней шалит? Кто ее соблазняет?

Если и не понимала раньше, то поняла в ту минуту, когда император на ужине в честь своей невесты, который должен быть свадебным, преподнес фрейлине-чужеземке на глазах у всего двора серебряную ложечку и шепнул на зардевшееся ухо:

— Это подарок от коридорного сквознячка, моя нежная девочка. Теперь наши игры могут стать еще слаще. Ну как, примешь? Станешь моей официальной фавориткой?

Вложив ложечку в ее руку, император сжал ее ладонь, погладил большим пальцем, и тут же нахальный сквознячок бесцеремонно проник под юбки рыжей розы и нежно потеребил ее лепестки.

Эбигайл ахнула, свела бедра, но ее тело, уже приученное к ласкам, отозвалось мгновенным удовольствием.

— Да, — шепнула она сквозь тихий стон, не раздумывая, забыв о всех своих злых словах и мыслях о мучавшем принцессу императоре, забыв о своем ужасе перед ним, забыв о судьбе своей предшественницы. Зачерпнула ложечкой преподнесенный на подушечке розовый десерт, причем, поднесенный к столу прежде всех блюд трапезы, проглотила и облизала серебро с нарочитой дерзостью. И тут же покраснела, как маков цвет, испугавшись собственного бесстыдства. — Но вы же не поступите со мной, как с леди Марцелой, мой император?

— Конечно, нет, не бойся. Ты — моя фаворитка, любимая женщина, а с любимыми я не поступаю так, как с глупыми наложницами, возомнившими себя императрицами. Ты — сама скромность, само очарование, моя прелесть, — Алэр поцеловал ее руку выше запястья, слегка отодвинув рукав — по этикету, самый интимный из дозволенных на публике поцелуев, когда речь не о новобрачных. И раскрыл снежный портал.

Нет, император не лгал. Так, в точности так, как с Марцелой, он с этой девушкой не поступит. Все будет иначе хотя бы потому, что цель на этот раз у Алэра другая.

Двое суток ушли на подготовку.

Он увел Эбигайл в один из своих тайных домов-подснежников, о которых не знала ни одна живая душа. За их сохранностью следили снегурочки, они и прислуживали Алэру и его игрушке.

Он не тронул ее девственность.

Зато все остальное потрогал за двое суток везде, во всех позах.

И не мог остановиться. Слишком манило его давно забытое тепло настоящего человеческого девичьего тела, какое может таиться только в той, кто не знал магии. То сердечное тепло, которое горит вместо магического в человеческих сосудах. То, которое греет жарче, проникновеннее, дольше любой магии, если женщина влюблена.

С Марцелой у него так и не дошло до тела. Темно-рыжую дочь какого-то гардарунтского барона император собирался брать с толком