Читать книгу - "Соленый ветер Ле Баркарес - Мила Дуглас"

ее отражение – изможденное, чужое. Я пытаюсь не смотреть, увидеть ее прежнюю. Не ту больную женщину на больничной койке, а мою маму! В зеркале – мое собственное лицо, искаженное горем и страхом. Запах антисептика, хлорки, смерти.

Я резко отпрянула от зеркала, сердце бешено заколотилось. Вбежала в спальню. Этьен спал, но чутко. Манки поднял голову.

– Этьен… – мой голос сорвался на шепот.

Он открыл глаза мгновенно. Увидел меня стоящую у кровати, дрожащую, лицо во тьме было бледным пятном.

– Что такое, маленькая? – он сел, голос хриплый от сна, но уже настороженный.

– Зеркало… – выдохнула я. – Там… мама… в хосписе… и дедушка…

Слова путались. Я не могла объяснить логически. Только страх. Глубокий страх перед отражением их смерти.

Он не спрашивал. Просто протянул руку. Я села на край кровати. Он обнял меня за плечи, грубо, по-мужски, но твердо. Манки подполз, положил голову мне на колени.

– Воспоминания… – начал Этьен тихо, после долгой паузы, пока моя дрожь понемногу утихала под его рукой. – …Они как шрамы. Остаются. От любимых. От боли.

Его рука лежала на моем плече, большой палец непроизвольно провел по косточке ключицы.

– Я не просто так держу ту комнату… Люка. Закрытой.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

– Не потому, что хочу забыть. Потому что хочу помнить. На своих условиях. Когда я готов. Как она… его вещи, его запах… они помогают. Помнить его живым. А не только… конец.

Он говорил с трудом, подбирая слова.

– Отрицать… запивать… забывать таблетками – это не выход. Это… трусость.

Его голос окреп.

– Боль… она часть памяти. Как свет часть огня. Надо… научиться с ней жить. Не прятаться. Смотреть.

Этьен посмотрел на темное окно, за которым мерцали огни Тулузы.

– Иначе… иначе мы стираем их. Совсем.

Его слова были не утешением, а правдой. Суровой, как очертания его берега. Но в них была сила. Сила принятия. Я прижалась к его плечу, чувствуя тепло, слыша его ровное дыхание. Он не говорил, что все будет легко. Он говорил, что нужно смотреть. Вместе.

Утро Рождества мы встретили в тишине квартиры. Солнечные лучи пробивались сквозь закрытые ставни. Манки дремал на коврике. Я встала и принесла плоский, тщательно упакованный предмет. Подарок.

– Для тебя. С Рождеством, Этьен.

Он развернул бумагу. Это был рисунок. Не уголь, а акварель. Их бухта в Ле Баркаресе. Но не спокойная. Штормовая. Темные, свинцовые волны, белая пена, хлещущая по песку. И на самой высокой точке берега – фигура. Не детализированная, скорее силуэт. Человек. Поза как скала. Как продолжение суши. Внизу подпись-признание: «Ты – мой берег».

Этьен долго смотрел на рисунок. Ничего не говорил. Его лицо было непроницаемым. Потом он аккуратно поставил его на стол, встал и ушел в спальню. Вернулся с маленькой коробочкой из темного дерева, без украшений.

– Для тебя.

Я открыла коробочку. Внутри, на бархатной подушечке, лежало кольцо. Не обручальное. Не гламурное. Серебряное. Широкое, массивное, но изящное в своей простоте. По центру – выгравированный якорь. Работа была грубоватой, ручной, чувствовалась мощь и некоторая неловкость мастера, не привыкшего к ювелирной тонкости.

– Я… сам делал, – пробормотал он, глядя куда-то мимо меня, на рисунок бухты. – На старых верфях… есть инструменты. Серебро… от старого прибора.

Задумчивое молчание.

– А якорь… чтобы не унесло. Если… если шторм в душе.

Этьен не смотрел на меня. Его уши пылали, они стали ярко-красными.

Я надела кольцо. Оно было тяжелым, прохладным, идеально – на безымянный палец правой руки. Посмотрела на Этьена, потом на рисунок шторма, потом – на кольцо. Никаких слов о любви. Никаких слез. Только рисунок бури и якорь на моей руке. И его смущенный, но твердый взгляд, когда он наконец поднял глаза. Принятие. Дар памяти. Дар опоры. Дар того, что они научились не убегать, а стоять. Смотреть и помнить все свои шрамы.

Я протянула руку, коснулась его ладони. Он сжал мои пальцы крепко. Притянул к себе и порывисто обнял. Манки проснулся и потянулся, зевая. За окном Тулуза просыпалась к рождественскому дню. Мы были здесь. С шрамами, с памятью, с якорем и берегом на рассвете. И это было больше, чем счастье. Это было единение с прошлым и договор о будущем. Без громких слов.

Рядом с Этьеном я почувствовала, что перестала тонуть.

Глава 19: Пять метров смелости

Лето в Баркаресе превращало привычные вещи в приятные воспоминания. Солнце не просто грело – в нем можно было купаться. Песок превращался в ослепительную золотую слюду под босыми ногами. Море лежало передо мной – не холодное зеркало зимы, не расцветающие волны дыханием весны, а живая могучая синева лета. Море больше не пугало – манило. Прохладой, свободой, возможностью быть с ним. Страх отступил в едва слышный шепот на краю сознания, как шум цикад в пальмах позади. Страх перестал быть хозяином положения. Теперь это просто знакомый, чьи страшилки я училась игнорировать.

Я стояла у самой кромки, теплая вода щекотала мне щиколотки, отступала, унося песок из-под пяток.

Дышала. Глубоко.

Воздух пах солью, солнцем и… свободой. За спиной – Этьен. Мой берег, моя опора. Манки носился по мелководью, подпрыгивая и лая на волны, его шерсть потемнела, хвост вихрем.

Я обернулась. Этьен стоял по колено в воде, наблюдая. В его глазах не было тревоги – только спокойное внимание. Доверие. Чуть поодаль, присев на корточки и роясь в песке, сидела Мари. Наша… я все еще искала слово. Психотерапевт? Да, формально. Но за это время она стала чем-то большим. Союзником. Свидетелем. Почти подругой, хотя профессиональная дистанция всегда висела легкой дымкой.

– Вода сегодня… парное молоко, – сказала я.

Шаг. Еще. Вода охватила икры, колени, бедра. Приятный холодок. Еще шаг – вода у талии. Волна толкнула в грудь. Я вскрикнула не от страха. От полноты ощущений.

– Мама, видишь? – мелькнуло где-то внутри.

Оттолкнулась от дна, и вода приняла меня.

Не плаванье. Нет. Скорее, неуклюжие движения птенца. Я плыла. Вдоль берега. Метра… три? Четыре? Пять! Проплыла пять метров сама, в море! Повернула, борясь с дрожью в мышцах, но с ликующим сердцем, обратно. Вынырнула рядом с Этьеном, отфыркиваясь.

– Пять метров! – выдохнула я, сияя, вода стекала по лицу, смешиваясь со слезинками. – Я проплыла! Как та лодочка вчерашняя на тихом ходу! Неуклюжая, но уплыла же! Мама бы… – мысль оборвалась, переполняя гордостью.

Этьен шагнул ближе, положил теплую руку на мокрое плечо.

– Это начало, маленькая, – сказал он тихо, весомо. – Только начало. Ты вошла сама. Остальное –