Читать книгу - "Соленый ветер Ле Баркарес - Мила Дуглас"

Сегодня шли медленно. Я осторожничала, придерживая руку. Этьен шел рядом, не помогая, но и не уходя вперед, подстраивая шаг. Море лежало свинцово-серым листом под низким небом. Ветер был свежий, соленый, выдувал дурные мысли. Манки носился впереди, обнюхивая водоросли.

Лидия предстала во всей потрепанной красе. Высокий борт, кое-где облупившаяся краска. Палуба открыта. Поднялись по трапу внутрь корабля, который стал музеем, рестораном и даже танцплощадкой.

Этьен бродил молча, пальцы скользили по штурвалу, по обшивке, словно считывая память корабля. Здесь, среди железа и навигационных приборов, он был в своей стихии. Я стояла у иллюминатора, глядя на серую воду гавани, чувствуя себя чужой.

Мой голос дрогнул от неловкости, но я так мечтала спросить об этом:

– Этьен… Почему ты так… реагируешь? На все это.

Я кивнула в сторону нашего дома – мои баночки, разговоры, терраса.

– На то, что я… ну, женщина. Со всеми этими девичьими штучками.

Улыбка не получилась.

Он замер у штурвала, не поворачиваясь. Спина напряглась. Тишина на корабле стала гулкой. Даже Манки затих. Затем Этьен медленно обернулся. Не подошел. Остался у штурвала, как у щита.

– Реагирую? Я… отгораживаюсь.

Сглотнул. Челюсть напряглась.

– Мать… после Люка…

Имя брата прозвучало слишком громко в тишине корабля.

– Она не просто ушла. Она… выжгла все. Связь. Сказала…

Он замолк, будто слова застревали.

– Что я… убийца.

Он произнес его с ледяной четкостью, как приговор.

– Доверие…

Он резко отвернулся к иллюминатору, сильно сжав руку на штурвале

–…к женщинам…

Долгая пауза. Лишь ветер шумел вокруг корабля. Я не перебивала, смотрела на его опущенные плечи и внимательно слушала.

– Сгорело доверие. Дотла.

Бросил взгляд на меня – быстрый, острый.

– Как верфи потом. Семейные.

Он наконец поднял взгляд. В темных глазах не было боли, только глубокая, вековая усталость и… недоумение.

– Легче не пускать. Никого. В пространство. В мысли. В… вот это все. Мотнул головой – все «девичье», хрупкое, что я принесла.

Помолчал. Взгляд скользнул по моему лицу, гипсу, и недоумение усилилось.

– А ты… Ты пришла. Со своими разговорами. Вопросами. С этой… навязчивой заботой.

В голосе – не раздражение, а… удивление.

– Баночки в душе. Этот… кружевной лоскут на сушилке.

Отвернулся, будто ему неловко.

– Ты не спрашивала. Ты… внедрилась. Как мидия в скальную трещину. Он сделал резкое движение рукой – не ломая, а как бы указывая на трещину.

– И скорлупа… которую я… годами…

Жест стал резче, рубящим. Этьен сделал глубокий вздох.

–…треснула. Без предупреждения.

Я замерла, не дыша. Не страх за себя – ледяной ужас за него. Тень его матери, проклявшей сына, казалось, встала, между нами, на палубе. Его слова – не любовь. А факт моего вторжения. Разрушение фортификационных сооружений. И в этой сдержанности Этьена – больше чувств, чем в любой мелодраме.

– Этьен, и что… что ты чувствуешь? Когда скорлупа трескается?

Он резко повернулся. На непроницаемом лице – растерянность, почти испуг. Он не может говорить о чувствах, слишком тяжело.

– Чувствую? Я как голый. Как кожу содрали. Глупо.

Отвернулся к иллюминатору, шаркая ногой по полу.

– Но… да. Ты же под кожу забралась. Такого…

Выдохнул, будто выталкивая признание.

–…не было. Раньше… женщины. Были. Миг. Сегодня есть. Завтра – ветром унесло. Ни следа. Ни мыслей, где она, цела ли.

Быстрый взгляд на гипс.

– Ни этой возни с врачами, цветами.

Его признание было грубоватым, без романтической шелухи. Не о любви. О сломанном порядке. Дискомфорте. Пугающей ответственности. В этой мужской манере – через отрицание чувств, быт, биологию – была искренность и сила. Он не умел иначе. Факт: я здесь, под его кожей.

Тишина сгустилась, наполненная его неловкой правдой, моим потрясением и гулом корабля. Он стоял у иллюминатора, резкий профиль на сером небе, но напряжение в плечах чуть спало, словно сбросил груз.

– Ладно, Аннет, пойдем. Скоро к Мари. И пора пить кофе на нашей террасе

Шаг к трапу. Оглянулся, взгляд – на гипс.

– Может… пока не до работы, посмотрим тот каталог с мебелью… Начнем ремонт в нашем доме? После кофе и Мари. Если рука не болит.

Каталог. Наш дом. Несколько слов. После его леденящего «убийца» и «выжгла дотла», после признания – они прозвучало как тихий взрыв. Ни предложение руки и сердца, ни я тебя люблю. А словно паром в его мир, ведущий через пропасть его страха перед «девичьим» миром, который теперь впустил мидию, нашедшую трещину в скале. Шаг, сделанный по-мужски, без слов. И он значил все.

Я кивнула, следуя за ним вниз по шаткому трапу, к серому берегу, дому, террасе, которая, возможно, скоро перестанет быть складом. Манки радостно залаял внизу. Море лежало тихим покрывалом, а внутри теплилось что-то новое, хрупкое и упрямое, как первый росток, пробившийся к солнцу сквозь камень невысказанных слов и немых упреков.

Глава 15. Устрицы на сближение

Лёкат прятался южнее привычных маршрутов, за холмами между разливом и морем. Не деревня – портал. Здесь лазурь Средиземного моря сливалась с зеркалом соленого озера, а воздух густел от йода, тимьяна и обещаний. Закаты тут творили легенды. Но сегодняшний рай звался иначе: устричная деревня у пляжа Муре.

Мы приехали рано. Солнце лишь начинало припекать камни, а рыбаки распахивали свои домики-прилавки, яркие, как конфетные фантики. Воздух вибрировал: крики чаек, скрип лебедок, запах – только что выловленное море. Я шла рядом с Этьеном, осторожно придерживая загипсованную руку, глаза широко распахнуты, впитывая эту пеструю, шумящую жизнь.

– Вот здесь.

Этьен остановился у неприметного, но безупречно чистого прилавка. Пожилой рыбак с лицом, которое вытесал сам морской ветер, с глазами синего прибоя, раскладывал устриц

– Жозе. Дюжина «спесиаль». И белое. То самое.

– Этьен! – Жозе улыбнулся.

– Для тебя – всегда лучшее. И для мадемуазель?

Он подмигнул Анне.

– Мадам, – поправил Этьен тихо, но твердо, принимая деревянную дощечку с дюжиной плотных, замкнутых миров и двух бокалов.

– Аннет, иди сюда.

Он нашел стол под тентом, в тени. Ловким движением – щелк! – Этьен ловко вскрыл первую раковину, брызнул лимоном, пододвинул мне.

– Ешь. Сейчас. Пока живая. Лимон – только каплю. Не забивай море.

Он поставил перед ней еще одну раковину.

– Вино потом. Сначала – чистый вкус.

Я послушалась, втянула студенистую прохладу. Взрыв. Не просто во рту – по всему телу пробежали мурашки. Холодная, чистая, насыщенная минералами сладость, с легкой ноткой огурца (или воспоминания о любимой корюшке проявились здесь) и… да, самого моря, солнца, ветра. Я зажмурилась, невольно издав тихий стон. Почувствовала солёный ветер Ле Баркареса внутри себя.

– C’est incroyable! – вырвалось. –