Читать книгу - "Соленый ветер Ле Баркарес - Мила Дуглас"

Мила Дуглас

Соленый ветер Ле Баркарес

Глава 1: Баркарес. Июльский вздох.

Жара ударила в лицо, как пар от кипящей воды. Водитель помог достать чемоданы из прохладного салона такси. А я втянула в легкие средиземноморский воздух. Боже, этот воздух! Густой, тягучий, пропитанный терпким ароматом раскаленных пальм и соленой остротой моря. Соль щипала губы, мгновенно оседала на коже, стягивая её. Я зажмурилась и вдохнула полной грудью. Первый глоток Ле Баркареса – лечащий бальзам и острый укол одновременно.

– Живи. Почувствуй снова вкус жизни, – слова прозвучали во мне ощущением. Я открыла глаза.

Море. Нестерпимое, слепящее синее. Оно играло всеми гранями синевы. В чистом виде морская бесконечность. Далёкий вал поднимался синей стеной, пока гребень не рассыпался пенным кружевом у самых ног купальщиков. Шипение. Шуршащий отлив. Ритм древнее самого времени. Солнце било в упор, превращая поверхность моря в колышущееся поле жидкого золота в гранях сапфира. Миллиарды бликов плясали, уводя взгляд к зыбкой черте горизонта. Глубокий гул водной массы обрушился на меня, вибрируя в костях, – вечный монолог стихии.

Эта сияющая гладь у берега обманчива. Я знала. Шагни глубже – и холодные струи обовьют лодыжки с цепкостью, обещающей больше. А там… там синева сгущалась до чернильной, становилась тяжелой, бездонной, буквально вытаскивая тебя на картины Айвазовского. Там таились глубины, где свет гаснет. Прекрасные. Равнодушные. Я чувствовала, как подкатывает знакомый холодок страха, пробегая мурашками по спине. Глубина. Она была здесь, физически ощутимая. Моя старая спутница, вернувшаяся с удвоенной силой после… Я отвела взгляд, уцепившись за берег. Белые домики – кубики сахара, зелень кедров и пальм, буйство бугенвиллий. Средиземноморская идиллия из маминых книг.

– Как мы мечтали сюда вместе, мам…, – щелчок в сознании. Запах больничного антисептика, лекарств и безнадежности перебил соль и песок. Хоспис. Тиканье часов. Ее рука в моей – легкая, уже почти невесомая, как пучок сухих прутиков:

– Анечка… не плачь… Больно, ох как больно…

Леденящая беспомощность. Я не могла остановить неизбежное. Только держать эту хрупкую руку, слушать редкий ритм дыхания. И тогда, в самый черный миг, внутри щелкнуло. Жестко. Окончательно: жить. Так отчаянно жить!

Мама угасла в феврале, под вой метели. А я… Продиралась сквозь бумаги, продавала нашу квартиру, покупала билеты с тремя пересадками. Одна. Потому что терять было нечего. Потому что жизнь у меня одна. И потому что ее последний шепот, уже на грани тишины, жгли меня раскаленными углями: «Живи, Аня. Чувствуй жизнь. Радуйся… каждой секунде… Перестань бояться… Помнишь, как ты боялась глубины в детстве, после того случая? Не дай страху снова украсть у тебя море…».

Именно это привело меня сюда. В Ле Баркарес. На шесть месяцев. Временное пристанище, пока ищу свой дом на этой земле, купленный на деньги от нашей с мамы квартиры. И противостоять главному страху. Тому, что вернулся, как тень горя. Боязни глубины. Талассофобия1. Мама знала. Помнила тот ужас, как я наглоталась воды, когда меня спасли из моря. И велела перестать бояться.

Я повернулась к дому, тяжело вздохнув. «Дом для отдыха на берегу Средиземного моря» – гласило объявление. Небольшой, белоснежный, с терракотовой черепицей и синими ставнями. Но время и солнце оставили следы: облупившаяся штукатурка, перекошенные ставни, сад, превратившийся в джунгли из дикого винограда и колючек. Запустение. Как будто дом затаился в ожидании.

Тень у калитки шевельнулась. Агент, мсье Рено, маленький, юркий, с вечно влажным лбом, подошел, улыбаясь слишком широко.

– Мадмуазель Анна! Bienvenue! Прекрасный день для заселения!

Он суетливо вручил тяжелый старомодный ключ.

– Вот. Прекрасного отдыха! Вода, свет – подключены. Газ… плита газовая, баллон нужно заправить, хозяин поможет…

Я кивала, оглядывая дом, густые заросли, скрывающие соседний участок. Влажные ладони вытерла о джинсы.

– Спасибо, мсье Рено.

Он замялся, покопался в портфеле.

– Ах да… Вторая половина дома… она занята. Хозяином. Мсье Этьен Дюран.

Рено нервно оглянулся на заросли, понизил голос.

– Он… редко появляется. Почти всегда на своей верфи или в море. Ночью бывает, но редко. Очень… тихий. Незаметный. Так что не беспокойтесь!

Риелтор махнул рукой, но его глаза избегали моих, а в голосе сквозила натянутость. Что это предостережение? Или просто дискомфорт от жары?

– Хорошо, – ответила я, стараясь быть спокойнее, чем себя чувствовала внутри.

Хозяин редко появляется. Значит, буду одна. По-настоящему. Это должно было помочь. Но его слова и этот беглый взгляд оставили не пустоту, а щемящее чувство настороженности. Ощущение, что за буйной стеной зелени скрывается не просто стена, а чье-то молчаливое присутствие.

Риелтор уехал. Пыль от «пежо» осела на раскаленный асфальт. Я осталась одна. Ключ холодно упирался в ладонь. Шум моря, приглушенный зарослями, накатывал ровным гулом. Жара обволакивала. Запахи цветов, соли, пыли, нагретой листвы… и едва уловимый, горьковатый дымок? Я обернулась – никого. Наверное, показалось.

Я подняла голову, глядя сквозь плющ на ослепительную синеву неба.

– Вот я и здесь, мам. Начало. Шесть месяцев.

Шесть месяцев, чтобы найти новый дом… и себя. В сумке пальцы нащупали гладкий холодок. Я вытащила маленькую сувенирную тарелочку – ярко-синее море, желтая лодочка, неуклюжие рыбаки. Отсюда, из Баркареса. Десять лет назад, Electrobeach Festival2, песок в волосах, басы, смешивающиеся с прибоем. Потом – домой, к маме.

– Посмотри, мам! Море там… живое!

Она взяла тарелочку, ее глаза светились детским любопытством.

– Как красиво, Анечка. Надо будет нам туда обязательно. Вместе.

Но приливная волна болезни уже накатила на мамин берег…

Сейчас я сжимала тарелочку, ощущая как края вдавливаются в ладонь.

Ее слова. Мой маяк: «Перестань бояться жить».

Я вставила ключ в скрипучую дверь. Щелчок. В первое мгновение меня окутал запах затхлости, пыли, закрытых помещений. Я шагнула в полумрак своих комнат. И уже почувствовала прохладу, пахнущую старой древесиной. Оставила вещи в небольшом холле и прошла к распахнутым французским окнам на террасу.

И снова – оно. Море. Теперь ближе, ярче, еще глубже. Оно заполнило проем, как живая, дышащая картина. Шум стал отчетливее: шелест приливной волны, грохот гальки под ней. Я вышла на общую террасу. Солнце жгло плиты. Внизу, за олеандрами и диким инжиром, виднелась узкая тропинка к пляжу. К моему испытанию глубиной.

Сердце забилось чаще, предательски сжалось горло. Я прижала мамину тарелочку к груди, туда, где горели ее словам:

– Чувствуй жизнь. Радуйся. Будь смелее, Анечка!

Я смотрела на бездонную, манящую и ужасающую синеву. Первый шаг сделан. Я приехала. Теперь – следующий. Самый