Читать книгу - "Волчья невеста - Марина Эльденберт"

всю ярость, все темное, что поднималось в моей душе, в направленный на него взгляд. Дернула за завязки платья на спине, склонилась, подхватив край юбки, и стянула его через голову, оставшись в нижней рубашке. Но и от нее избавилась без сожаления: сняла, будто в ледяную воду нырнула. Даже тело отозвалось похожим образом — кожа вся покрылась мурашками, и я едва подавила желание снова обхватить себя руками, прикрываясь. Выпрямилась под потемневшим звериным взглядом.

Сейчас я могла бы даже поблагодарить Лиама за то, что он приходил ко мне и делал те ужасные вещи. Потому что стоять вот так, перед мужчиной, перед тем, кого всем сердцем ненавидишь, совершенно обнаженной, мне было не привыкать. Так мне показалось на первый взгляд, а на второй… Все было по-другому. С Лиамом я всякий раз умирала от страха и возрождалась, когда он уходил. Этот зверь не уйдет, станет моим первым мужчиной.

А, возможно, и последним. Владыка мне помоги!

Я сжала руки в кулаки, чтобы не дрожали пальцы, не выдавали меня.

— Хороша, — произнес он, а я от волнения не сдержала смешок. — Я сказал что-то смешное?

— Еще бы ты сказал что-то иное! Я прекрасно вижу, что хороша. — Я кивнула вниз, хотя его орудие сейчас торчало вверх. Огромное. Какой же он огромный! Рассматривая его, я снова усомнилась в том, что переживу эту ночь. Переживу совокупление со зверем.

— Тогда иди сюда, — ответил он со злой хрипотцой. — Посмотрим, насколько ты хороша.

Теодрик облизнул губы, в его глазах мелькнуло предвкушение, а еще чисто мужская похоть. И я инстинктивно шагнула назад. Когда настал этот момент, я поняла, что ни беса не готова лечь под него. Вот так, по собственной воле.

— Вы, звери, тоже так относитесь к своим волчицам? Как к шлюхам?

Его лицо вмиг изменилось, потемнело, а во взгляде словно отразилась сама смерть. Я даже не уловила момент, когда его пальцы обхватили мое горло, сдавливая, приподнимая меня над землей. Мне стало нечем дышать, а еще безумно страшно. Казалось, я столько уже ужасов за последнее время натерпелась, что во мне должна была сломаться сама способность бояться. Но нет. Сейчас, когда на меня будто бы смотрели все демоны Преисподней, я готова была отдать душу Небесам.

— Что вам, людям, вообще известно о волчицах? О наших парах?

— Ничего, — прохрипела я. — Ничего не знаю.

Но он словно меня не слышал.

— Они выше вас, шлюшек. Выше всего. Светлее, лучше…

— Вы не лучше, — на эти слова ушли все мои силы. Я уже готова была соскользнуть в темноту, но альфа меня отпустил.

Я хватанула воздух ртом и закашлялась, перед глазами все еще скакали разноцветные пятна. Пришлось опереться ладонями о колени, чтобы не свалиться к его ногам.

— Не лучше, говоришь? Ты права. Я зверь, но и ты тут не для того, чтобы изображать мученицу, а для того, чтобы утолять мою похоть.

Теодрик подхватил меня под живот и куда-то понес: кружение вокруг и упавшие на лицо волосы не позволили мне что-либо рассмотреть. Недалеко, потому что через пару мгновений я оказалась лежащей на спине на жестком матрасе. Раздвинул коленом мои бедра, а после навис надо мной.

Глава 9

Теодрик

 

Проклятая девка сравнила себя с волчицей! Учитывая, как она пахла, как благоухала, словно его истинная, то глаза Теодрика будто затмила красная полоса ярости. Кто она вообще такая, чтобы сравнивать себя с Лувой?! С его нежной любящей парой. Одна из безымянных генеральских шлюшек и возлюбленная луна! Это как земля и небо. Как грязь под ногами и яркие переливы звезд. Как скрип человеческих повозок и пение птиц. Лува — все святое, что у него когда-либо было, а в этой девке из приятного только ее аромат, который он скоро сотрет своим.

Последняя мысль вызвала в нем новую волну неконтролируемого возбуждения. Яркого и болезненного. Его зверь жаждал попробовать ее, присвоить себе, пометить. Оставить следы на нежной коже, смуглой на руках и шее и светло-розовой на груди и впалом, подтянутом животе. Кажется, ее аромат вовсе забрал разум Теодрика, потому что он на мгновение даже залюбовался ей. Ему казалось, что у генерала ужасный вкус на шлюх, разнеженные, слабые, они действительно ничуть не напоминали их женщин. До этого дня. До встречи с этой девкой.

Это только добавило горсть углей в бочку ярости альфы. Что с ней не так? Сколько волчьих невест прошло через него, пресных и безликих. Все они приходили, дрожали, но все равно раздвигали ноги перед альфой сильнейшей на этой планете расы. Они не вызывали в нем и капли того чувства, что Теодрик испытывал рядом со своей истинной. Он изливался в них, на краткий миг ощущая расслабление тела. Болезненное короткое расслабление, даже не удовольствие. Удовольствие было только с Лувой. Божественное, жгучее, охватывающее все его существо. Больше он такого не испытывал.

И никогда не испытает, потому что истинную можно встретить лишь один раз.

А человеческие девки лишь для расслабления и облегчения. Чтобы лишний раз доказать это себе, Теодрик перехватил хрупкие запястья одной рукой и завел за ее голову, вклинился между девичьих бедер. Шлюха-не шлюха, сейчас она познает его во всех смыслах. Он потерся о вход в ее тело, и сквозь зубы вырвалось недовольное рычание: невероятный аромат вдруг стал ярче, но в него добавилась отвратительная горькая нота страха. Как ложка дегтя в бочке сладкого меда. Но даже это уже не могло его остановить.

Его зверя повело, опьянило, одурманило. И, глядя в широко распахнутые глаза девки, он с рычанием толкнулся в нее. Она вскрикнула, прогнулась в пояснице, но только сильнее насадилась на него. Если сначала он злился, хотел ее наказать, то теперь все мысли, все чувства будто бы исчезли, смылись этой тягучей волной наслаждения, что принесла ему теснота ее глубин. Теодрик врезался и врезался в нее, пока удовольствие не достигло своего пика, вспыхнуло в нем, как пламя от единой искры. Оно было таким ярким, что на миг потемнело перед глазами. Тогда он толкнулся в последний раз, сдерживая рычание и изливая семя.

А пришел в себя, уткнувшись лбом в матрас над ее плечом. Доставшаяся ему волчья невеста дрожала, и Теодрик решил, что она плачет. Большинство из них это делали после близости с ним, хотя он не издевался над ними и не истязал. И даже