Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

На террасе остальные Лайвли плюс Лиам продолжают шутить и хохотать. Развлекаются так шумно, что привлекают внимание «сдержанной» части семейства. За их спинами появляются Зевс и Афина. Первый берёт Ареса и Посейдона за уши и тащит внутрь. Вторая — за Гермеса и Лиама. Гермес чуть упирается, а Лиам выглядит крайне довольным тем, что его трогает Афина.

— Боже, как же я их ненавижу, — комментирует Хайдес, поднимаясь по боковой лестнице балкона, даже не запыхавшись.

Я легонько щёлкаю его по шее. Мы оба знаем, что это не так. Ладно, иногда он правда их ненавидит, но чаще невозможно не заметить, как он любит свою семью.

Хайдес смещается в сторону, чтобы я не ударилась о створки портативной двери. Небо темнеет — ночь нависает над нами, и в комнате сгущается полумрак.

Он укладывает меня на кровать, а сам — словно прикидывает следующий шаг. Включает только абажур и наклоняет так, чтобы свет падал на меня. На мой вопросительный взгляд он лишь пожимает плечами, будто объяснения не нужны:

— Хочу видеть каждый сантиметр твоей кожи, — шепчет. Становится на колени у края кровати, кладёт ладони мне на колени. — Не хочу упустить ни секунды. Хочу чувствовать тебя и видеть.

Одни его слова пробегают по ногам дрожью. Пальцы ног дёргаются сами собой — он замечает. Улыбается хищно:

— Дашь разрешение, моя Персефона? Можно забрать себе каждую часть твоего тела и дать тебе всё то удовольствие, которое тебе нужно?

Я нахожу силы кивнуть. Слежу, как его ладони скользят по моим икрам, пальцы берутся за пояс брюк. Движется медленно, почти мучительно, и всё же одним резким рывком стягивает их с бёдер к щиколоткам — у меня срывается тихий вздох. В следующее мгновение ноги уже ничто не прикрывает.

Кроме рук Хайдеса. Его руки снова и снова проходят по длине моих ног, вминая подушечки пальцев в кожу, будто хотят утонуть в ней.

Краем глаза замечаю настенное зеркало справа. В отражении — мы: Хайдес на коленях, его пальцы на моей коже, и он ждёт, когда я решусь раздвинуть ноги. От вида этого кадра меня пробирает дрожь.

Но взгляд поднимается выше. И чары трескаются.

Я вижу её. Повязку, закрывающую правую сторону лица.

Сердце спотыкается.

Я напрягаюсь, и его руки замирают. Знаю, что он смотрит на меня, ищет глазами мой взгляд — спросить, что не так. Но сам всё понимает. Его лицо теперь смотрит на меня из зеркала.

— Хейвен…

Я соскальзываю с кровати и обхожу её. Он не пытается меня остановить. Неловкой походкой подхожу к зеркалу в полный рост. На синяки на ногах внимания не обращаю.

Двигаюсь, пока нас не разделяют жалкие сантиметры. Подношу ладонь к щеке. Рука дрожит так, что я не могу подвести её достаточно близко, чтобы коснуться марли. Закрываю глаза и повторяю себе: не бойся. Нужно только коснуться. Ничего не случится.

Хайдес появляется за спиной, лицо неразгаданное. Обхватывает мою поднятую руку и помогает удержать её. Словно читая мысли, подводит пальцы к моему лицу и направляет — коснуться повязки.

— Моё лицо, Хайдес… — шепчу. — Правая сторона. Насколько всё плохо? Скажи, прошу.

Его кадык вздрагивает. Он отпускает мою руку, и без его опоры она бессильно падает вдоль тела.

— Шрам останется, любовь моя. Как у меня.

Боль в его голосе добивает меня.

— Рана была тяжёлая, — продолжает он. — Тебе наложили двадцать пять швов.

Я смотрю в зеркало. Приподнимаю нижний край повязки — ровно настолько, чтобы увидеть шрам. Он тянется от лба до самой челюсти. Не знаю, сколько стою так, не шевелясь. Изучаю своё новое лицо. И как бы меня ни пугало то, что случилось, я всё равно чувствую: это моё лицо. Оно мне принадлежит. Оно не чужое. Оно меня не пугает. Мне не больно на него смотреть. У меня теперь тоже есть шрам — как у Хайдеса.

— Если бы я его не остановила… — говорю. — Я бы умерла.

— Сраный ублюдок, — шипит Хайдес.

Я так сосредоточилась на том, чтобы подружиться со своим новым отражением, что не успела рассмотреть его реакции. Он уже не может их прятать. Я вижу это, к несчастью. Вижу, как он весь изводится. Похоже, он изводится с той секунды, как я вышла из лабиринта. Вижу его вину. Вижу его боль.

— Хайдес.

— Да?

— Это не твоя вина, любовь моя.

— Что?

Я разворачиваюсь к нему лицом. Поглаживаю левую щёку, там, где шрам у него.

— Это не твоя вина. Мой шрам.

Он шумно выдыхает:

— Я знаю.

Но я ему не верю. Я знаю его слишком хорошо.

— Правда, Хайдес, это не твоя вина.

— Я… знаю… — тонкая стенка псевдо-равнодушия вот-вот рухнет.

— Хайдес, это не твоя вина. Не. Твоя. Вина, — проговариваю отчётливо, по слову.

Его взгляд скользит к приподнятой повязке — и упирается прямо в рану. Тело оседает у моих ног. В одно мгновение его колени глухо бьются о пол — и он разражается слезами. Не крик, а тяжёлый, вырывающийся изнутри плач. Плечи ходят ходуном, дыхание рвётся.

Он обнимает мои бёдра и прижимается, как утонувший к берегу:

— Прости меня, Хейвен. Мне так жаль. До чёрта жаль. Я не хотел, чтобы ты стала как я. Это был мой худший кошмар…

Я глажу его по затылку, удерживаю свои слёзы. Хочу опуститься на колени рядом, но стоит мне дернуться — он сжимает сильнее. Не хочет подпускать.

— Прости, Хейвен, — шепчет, как заклинание. — Прости. Я бы взял этот удар на себя — с другой стороны лица, лишь бы не тебя. Я хотел уберечь тебя от того же, через что прошёл я. Прости. Прости меня. Прости.

Я собираю всю силу и упираюсь ему в плечи — он выпускает. И это его поражает. Он поднимает ко мне лицо — наши взгляды встречаются. От слёз у него стеклянные глаза, щёки вспыхнули от напряжения. Он такой красивый — и так больно, что невозможно терпеть ни секунды.

Я опускаюсь рядом и беру его лицо в ладони:

— В том, чтобы быть как ты, нет ничего плохого. Ничего уродливого. Ничего, за что стоило бы извиняться. Понял? Хайдес, услышь меня.

Он колеблется — и кивает.

— Я не скажу, что мне легко на себя смотреть, — признаю. — Мне понадобится время. И да, будут дни, когда будет тяжело узнавать себя, когда я захочу сравнивать с «прежней». Но никогда — слышишь? — никогда я не возложу вину на тебя. И никогда не подумаю, что я «испортена», потому что похожа на тебя.