Читать книгу - "Кровь богов и монстров - Люсинда Дарк"

камня, который подавляет мои силы настолько, насколько это возможно, вибрирует в задней части моего черепа. Я стискиваю зубы от боли и пристально смотрю на женщину, стоящую напротив меня. Повсюду вокруг нас, в стенах и за их пределами, есть сотни маленьких существ, откликающихся на зов моей крови.

Наполовину ли я Бог или наполовину монстр, мне вообще все равно. Все, чего я желаю, — это моей свободы. Право делать свой собственный выбор, но я не буду выпрашивать то, что заслужила.

— Ты говоришь о том, что причитается. — Мои слова доносятся медленно, пока я стискиваю зубы от боли. — Но как насчет того, что причитается мне? — Я поднимаю глаза и смотрю на нее из-под темных опущенных ресниц. — Я всегда была предана, — напоминаю я ей. — Я усвоила твои уроки, я выполняла всю твою работу. Я сделала все, о чем ты просила.

Пожалуйста. Я молча умоляю. Нет. Я прикусываю язык. Я. Не. Буду. Умолять.

Тени дрожат на моей коже, сливаясь плотнее. Они — жидкая тьма, неподатливая, и все же я не нахожу их ограничивающими. Вместо этого они ощущаются как оковы силы, поддерживающие меня, побуждающие встретиться лицом к лицу с женщиной, которой я так долго восхищалась и которой так боялась.

Ногти Офелии отрываются от столешницы, и она выпрямляется, убирая руки. — Что ты будешь делать, если я освобожу тебя от контракта?

— Я не предам тебя, — говорю я, заверяя ее. — Я не собираюсь раскрывать Преступный Мир.

— Ты продолжишь на меня работать?

Мои губы приоткрываются, но у меня нет слов, только шок. Продолжать работать на нее? Я смотрю мимо нее, поверх ее плеча, мой взгляд опускается на обтрепанные края обоев, помятых и отклеивающихся в верхнем углу, где стена соприкасается с потолком. Под моими обутыми в сапоги ногами скрипят половицы. Частицы грязи витают в воздухе, усиливая затхлый запах в комнате, который одновременно является запахом гнилого дерева и старых чернил.

Внимание Офелии обжигает мне щеку, но я по-прежнему не смотрю на нее. Если я думала, что у нее достаточно храбрости, чтобы встретиться с Руэном лицом к лицу и действовать бесстрашно, то у нее еще больше храбрости, чтобы спрашивать меня об этом. Я никогда не хотела быть убийцей. Я никогда не хотела быть вовлеченной в иерархию борьбы за власть Анатоля.

Моей мечтой было вернуться в Пограничные Земли, отстроить хижину, сгоревшую дотла много лет назад. Часть меня все еще хочет этого. И все же мысль о том, чтобы остаться в темноте леса, когда вокруг на многие мили никого нет, ни огней, ни улиц, ни таверн или кофейнь, ни звуков, кроме существ, населяющих лес, — оставляет во мне чувство некоторой опустошенности. Как будто кто-то вынул мои внутренности, органы и все остальное и разложил их передо мной на земле.

Какой смысл сейчас вести уединенную жизнь?

Я оборачиваюсь и бросаю взгляд через плечо на дверь, за которой меня ждут трое великих людей. Сколько минут прошло? Сколько еще они дадут? Я наполовину беспокоюсь, что если мы пробудем здесь еще немного, Руэн выломает дверь и потребует объяснить, почему так долго. С другой стороны, он уже итак сильно удивил меня сегодня — они все удивили — может быть, они позволят мне и эту свободу.

— Эти мальчики, — начинает Офелия, звук ее шагов приближается, когда она обходит стол. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, неподвижно наблюдая, как она подходит ближе. — Они могут быть добрее некоторых, заслуживать большего доверия, чем другие, но не забывай, Кайра, меч может разрубить нечто большее, чем плоть, но смерть всегда является его изначальной целью.

Я пристально смотрю на нее в ответ. — Ты не хочешь, чтобы я им доверяла. — Это не вопрос.

Рот Офелии кривится, хотя улыбка не касается ее глаз. — Ты всю свою жизнь искала покоя. — Она достает нож из кармана брюк. С щелчком острое серебряное лезвие выходит из рукояти, щелкая при ловком повороте ее запястья. Я не вздрагиваю, продолжая удерживать ее взгляд. — Но теперь тебе нужно будет пойти на войну, прежде чем ты когда-нибудь обретешь этот мир.

— Ты знала, что это произойдет?

Твердыми пальцами Офелия хватает меня за руку и поворачивает лицом к стене и двери. Ее пальцы холодны, когда они собирают пряди моих волос и отводят их в сторону, открывая мой затылок. Мышцы моих плеч напрягаются.

Первое прикосновение острого края лезвия к моей коже не причиняет боли, но заставляет все мышцы спины напрячься еще сильнее. Струйка теплой крови пузырится, и я чувствую, как из отверстия, которое создает Офелия, выскальзывает капля, когда она опускает нож еще глубже. Я закрываю глаза, возвращаясь в то безопасное место, к которому я привыкла — место, которое она заставила меня создать для себя.

— Никто не знает, как сложится будущее, — отвечает она на мой вопрос, пока ее пальцы быстро справляются со своей задачей. Лезвие выходит из моей плоти, и я слышу, как оно со стуком падает на стол, за мгновение до того, как ее пальцы — холоднее, чем у большинства — открывают разрез шире. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы промолчать. — Ни одна мать также не знает, какими станут ее дети.

Теперь говорю я. — Ты не моя мать. — Слова срываются с моих губ вопреки моим предыдущим мыслям. Да, когда-то я думала о ней именно так. В конце концов, она единственная взрослая женщина, которая когда-либо оставалась постоянной в моей жизни, но ни одна мать не заставила бы своих детей ступать во тьму ради денег. Ни одна мать не мучает их, чтобы обезопасить других.

Ее пальцы впиваются в мою плоть. — Я не буду извиняться за то, что обеспечила тебе выживание в мире, намеренном убить тебя.

— Ты так это называешь? — Требую я, с шипением выдыхая, когда ее пальцы касаются камня на моей шее, и еще больше крови стекает по моей спине, впитываясь в воротник моей туники.

— У каждого есть злая сторона, Кайра. Ты можешь думать, что все мои стороны — зло, но у меня никогда не было желания причинить тебе боль.

— И все же ты это сделала. — Слова вырываются у меня сквозь зубы, когда я сжимаю руки в кулаки, впиваясь краями притупленных ногтей в ладони, пока они не становятся острыми, как любой меч.

Губы Офелии кривятся в сердитой гримасе. Черт бы ее побрал. Все сильнее и сильнее сжимается мое сердце. Страх. Я боялась этой женщины. Какая-то часть меня все еще боится. Однако другая часть, каким-то образом освобожденная последними несколькими месяцами,