Читать книгу - "Король в Чёрном - Валентина Зайцева"

— Я буду испытывать твои пределы, проверять, где они проходят, — предупредил он, и голос стал жёстче. — Я буду искушать тебя и обманывать, манипулировать и провоцировать. Я буду с тобой играть, как кошка с мышью. Боюсь, я очень люблю игры, особенно те, где ставки высоки.

Его голос был подобен лезвию бритвы — острый и опасный, способный резать одним только звучанием.

— Но ты всегда можешь отказать мне, — добавил он. — Таково моё обещание тебе. Мой обет, который я не нарушу.

И вдруг, словно в мозгу у него щёлкнул выключатель, резко изменив настроение. Он резко отступил от меня, давая пространство. Тёмная, чувственная аура, что исходила от него, растворилась, словно её и не было. Самир коротко рассмеялся, снова заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

— Что ж, приступим к работе? — спросил он деловито, словно ничего не произошло.

— Ч-что?.. — растерянно переспросила я.

Самир повернулся ко мне спиной и направился к дальнему концу стола, оставив меня стоять у стены, как дуру, всю дрожащую и растерянную, не понимающую, что только что произошло. Он отодвинул стул, уселся и начал листать книгу, перебирая записи, словно пытаясь вспомнить, на чём остановился в своих исследованиях.

— Можешь начать с того, что вернёшь книги с того края стола на их законные места на полках, — распорядился он, не поднимая головы. — Они уже давно ждут своего часа.

И словно меня и не существовало больше в этой комнате, Самир погрузился в свою работу, весь уйдя в изучение того, над чем корпел, полностью сосредоточившись. Я так и осталась стоять у стены, чувствуя себя так, будто мимо меня на полной скорости пронёсся поезд, оставив меня одну на перроне с разинутым ртом и взъерошенными волосами.

Пока страх и адреналин постепенно остывали, отступая, а узлом затянувшийся живот понемногу расслаблялся, я вспомнила слова Самира, сказанные прошлой ночью во сне. Он просил меня помочь ему с исследованиями в обмен на ответы на мои вопросы, на информацию о том, как вернуться домой.

Выпустив долгий выдох, которого сама не осознавала, что задерживала, я стала перебирать варианты. Могла просто выйти и вернуться в свою комнату, запереться там и не выходить. Могла схватить книги и начать швырять ими в его голову, вымещая всё напряжение. Могла опуститься на пол и рыдать от бессилия и страха. Или же могла просто… начать расставлять книги, как он и просил.

Прямо сейчас не было причин для гнева, если подумать трезво. Если подумать здраво и рационально. Преследовать меня по комнате, вероятно, не считалось здесь чем-то из ряда вон выходящим, это могло быть нормой. Он не причинил мне боли, ни одной царапины. Не угрожал напрямую расправой или пытками. Всё, что он сделал, — это вторгся в моё личное пространство и немного попугал. Самир не требовал, чтобы я работала на него как рабыня; он предложил честную сделку, взаимовыгодное соглашение. Моя помощь в обмен на его знания — справедливый обмен.

Я прекрасно понимала, что Самир мог бы заставить меня стоять на коленях и лизать его ботинки — или что-то ещё, куда более унизительное, — будь у него такое желание. Как бы ни хотелось мне считать себя сильной и независимой, у меня не оставалось сомнений: если он нажмёт как следует, найдёт нужные точки, я сломаюсь. Сломался бы кто угодно на моём месте. В этом мужчине не было и тени застенчивости или сомнений, и я была уверена, что за его долгую жизнь, что длилась столетия, у него накопился изрядный опыт в причинении боли людям и не только.

Могло быть и хуже, — напомнила я себе строго. — Намного хуже.

Меньше двух дней назад я сидела в тюремной камере у мужчины, который всё ещё жаждал моей смерти, планировал её. Этот же был интенсивным и приставал ко мне, пугал и провоцировал, но вежливо просил расставить книги в обмен на информацию. Не ной, идиотка, сказала я себе. Соберись.

Наконец, я отлипла от стены и направилась к стопке книг в конце массивного стола, стараясь не смотреть на Самира. Я принялась перелистывать их и обнаружила, что большинство из них написаны не на русском языке, что усложняло задачу. Французский, латынь, немецкий, какие-то символы, что я вообще не могла опознать — о боже, расставлять книги на кириллице и, скажем, на иврите будет ещё тем испытанием, целым приключением.

— Как у тебя организованы полки? — тихо спросила я, боясь его потревожить в работе. — По какому принципу?

Мой вопрос, похоже, не вызвал у него раздражения, и он ответил ровным, спокойным тоном, не отрываясь от чтения:

— В алфавитном порядке по фамилии автора, затем по названию. Стандартная система. Ничего сложного.

Простой вопрос — простой ответ. Понятно и логично.

И я принялась за работу, решив не усложнять ситуацию. В первый час мне удалось водворить на место лишь две книги, пока я пыталась освоиться среди безумно высоких и замысловатых книжных шкафов, что тянулись до самого потолка. По ходу дела я с любопытством пролистывала книги, не в силах удержаться. Многие были о магии — заклинаниях, ритуалах, теориях энергии. Древние оккультные науки, история Земли, трактаты о природе души и тому подобное. Многие темы или авторы, как я подозревала, были нечеловеческой природы — имена звучали странно, неземно.

Конечно, у них была своя литература и своя письменность, своя культура. Мне следовало перестать думать о Нижнемирье как о мире-фантоме, призрачной копии реальности. Местные жители имели свою собственную культуру, развивавшуюся тысячелетиями. У этих людей был свой уклад жизни, свои традиции и обычаи. У них, вероятно, была своя музыка, искусство, театр, литература, они представляли собой полноценное общество со своей историей.

Это подтвердилось, когда я наткнулась на «Историю Нижнемирья» в десяти толстых томах, каждый из которых был размером с хороший кирпич. Я отложила свою стопку книг и вытащила первый том, тяжёлый и пахнущий старой бумагой. Он был написан на смеси языков, перескакивая с русского на другие варианты по мере необходимости, что делало чтение довольно затруднительным.

— Кайден, автор, хоть и методичен, но невыразимо скучен, — донёсся до меня голос Самира из-за спины, заставив вздрогнуть. Он не сдвинулся с места за столом и даже не поднял головы от своих бумаг. — Не рекомендую его труды, если только ты не наслаждаешься изложением истории в стиле инструкции по сборке кухонного комбайна. Крайне утомительное