Читать книгу - "Её Сиятельство Графиня - Лика Вериор"

Отсылает! Как служку — без всякого стеснения. И глупостью будет со стороны Демида задержаться в её обществе хоть на секунду.

Какова! Ледяная бестия!

С детства знакома с Толстым. А ведь и он военный — отслужил не меньше Демида. Но вот, ему улыбается, рада, как родному.

Демид не мог не признать — его захватила ревность. Возможет быть, ко Льву Лизавета милее лишь потому, что он ей старый знакомец? И всё же! Демид — в отставке, Лев — в отставке, но один из них ей словно враг, убийца, а другой — сердечный друг.

Князь нашёл тётушку — она всё ещё была в обществе посла. Перейти на немецкий не составило труда, но всё же — нет-нет — но Деми отвлекался, посматривал на графиню в компании Толстого. Совсем скоро к ним подошли и другие — всё литераторы из круга Толстого. Сначала Некрасов, затем Фет, Афанасий, — оба они очень живо включились в беседу, издалека казалось, что даже дискутировали с юной графиней, хотя, казалось бы, какие у них могут быть общие темы для бесед?

Впрочем, Демид прекрасно понимал, что именно с Елизаветой Вавиловой интеллигентам будет о чём поговорить — неординарного, острого ума особа, в свои годы отличающаяся незаурядной проницательностью и необыкновенной отрешённостью от обычных для девиц её возраста и положения интересов.

Он выдохнул, когда в этой компании появилась ещё одна женщина, фрейлина императрицы — Екатерина Фёдоровна Тютчева — отвлекая на себя часть внимания. Демид всматривался в графиню, желая понять её отношение к такому повороту событий, и, на своё счастье, обнаружил, что та облегчённо выдохнула, вся её фигурка словно бы расслабилась. Однако, возможно, Демид сам себе это надумал.

— Вижу, ты заинтересовался, — тётушка увела Демида подышать свежим воздухом.

— Едва ли, — не нужно было быть большого ума, чтобы понять, о чём — а точнее о ком — она говорит.

— Ну меня-то можешь не обманывать. Чудесная девушка, ты знаешь? Я получила о ней с десяток писем — всякий мой знакомый, кто встречал её на пути в Петербург, потрудился выразить своё к ней восхищение. Она совершенно волшебным образом, как искусная интриганка, ловила по дороге очень выгодных господ, все — сторонники реформаторского дела, и каждого она непременно расположила к себе. Не находишь интересным?

— И правда…

— И всё же не интриганка — прямолинейная особа, словно бы вовсе не заинтересована в больших покровителях. И к сплетням не расположена, со мной же была безукоризненно вежлива, хотя я несколько раз преступила границы.

— Но ведь она знает о вашем положении при дворе.

— И всё же сдержанность — отличное качество, а её сдержанность — гордая, холодная — настоящий бриллиант. Едва бы всякая девушка, будучи почти вдовой, пришла на такое большое событие, укутанная так, что не разглядеть прикрас. А ведь прикрасы точно есть, не думаешь?

— Полагаю, — про «прикрасы» Демид был уверен, хоть и в темноте, но в первую их встречу графиня была без вуали, а эти тонкие черты…

— Очень занимательно… Я приглашу её в Кружок — не думаю, что откажется. Все писали, что она крайне заинтересована в крестьянском вопросе, и, уверена, она точно знает, что в Кружке сможет об этом поговорить.

— Хотите бросить ягнёнка в пасть своим нудным львам?

— Ох, мой дорогой племянник, ты разве не заметил? Она вовсе не ягнёнок, разве что прикрывается его тонкой шкуркой. Перед нами сегодня предстала волчица — юная, но выказывающая все признаки будущей царицы леса.

— Вы бы поостереглись…

— Да что ты! — хохотнула княгиня. — Очевидно же, я не прочу ей трон, поболе того — даже сунь ей его под нос, она не согласится. Ты бы слышал их разговор с Александром! У меня прямо поджилки затряслись — графиня мгновенно могла впасть в немилость, но, волей случая, всё произошло наоборот. Уверена, Александр ещё расспросит меня о ней.

— И что же она сказала?

— Выразила одобрение амнистии репрессированных.

Демид еле сдержал улыбку. В целом, подобное безрассудство свойственно той Елизавете Вавиловой, которую он успел узнать. Вообразить, что императору нужно чьё-либо одобрение?.. Да, случай острый, даже комичный.

Глава 7

Санкт-Петербург

Поместье Елизаветы Вавиловой

— Олежа, — подозвала тихо. — Дело есть.

— Да-с?

— В вольных грамотах смыслишь?

— Смыслю-с, в палату надобно будет обратиться, ежели желаете кого…

— Сестре твоей надо бы выписать…

— Лиде?

— Она уже и не выходит из бреда, чудом, что столько держится. Надо поторопиться, пусть отойдёт как свободный человек.

— Барыня… — посмотрела на Олега. Ну вот — глаза на мокром месте, довела! А таким крепким казался…

— Давай-ка, возьми себя в руки. Отцу твоему, сам знаешь, не могу доверить: он всё отрицает, что Лида — не жилец. Не надо старику сердце трепать…

— Я всё подготовлю, барыня. Благодарствую-с.

— Это меньшее, что я могла бы сделать. Знаешь, я всегда думала, что освободить крестьянина — дело на раз-два, а в итоге во всех этих бумагах так и не поняла, что да куда…

— Сударыня! Ваше сиятельство! — мальчик лет десяти едва успел притормозить передо мной. Олег цыкнул на него, а я лишь рукой махнула — ничего страшного, ребёнок же. — Тихон Сергеич наказали передать, вот-с, письмо-с!

— Письмо? Давай сюда, — улыбнулась. Детей в поместье оказалось много, как и взрослых, и все — по подвалам. Нынче же каждого переселили в комнаты повыше, поместье не то, что большое — огромное, и всё — пустое, одно эхо гуляет да портреты излишне живыми лицами смотрят со всех стен. Их, к слову, я наказала поснимать — не по душе мне такое искусство, есть в этом нечто потусторонне, отчего холодок по спине ходит и сны дурные преследуют. — От княгини, — проговорила удивлённо. — Зовут в Михайловский, посетить Кружок.

— Какая честь! — восхитился Олег. — Известно-с, крутятся самые люди!

— Известно, — кивнула. — Значит, правильно я поняла вопросы княгини. Изволили проверять.

— Проверку прошли-с, полагаю?

— Да кто знает?.. Готовьте экипаж, отправлюсь сейчас же. Интересно, приглашение отправили впритык, чтобы у меня не было времени отказаться или согласиться?

— Чтоб не отказались, иначе зачем же звать, ваше сиятельство?

— Да кто знает? — повторила.

Собиралась в спешке. Наряды мои не менялись примерно с тех пор, как мне исполнилось тринадцать — и я любила их закрытость. В вуали, к слову, не было никакой надобности, скорее она защищала меня морально — так, по крайней мере, я могла быть уверена, что моё настроение не считают по лицу. Не умею я играть — нисколько. Улыбаюсь часто, а когда неловко — ещё чаще, что точно могут понять