Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

— Сегодня днём он пришёл прочитать мне стихотворение. Это даже было бы мило, если бы он не забыл поменять имя Афины на моё. — Она раздражённо качает головой. — Я бы ему даже дала шанс.

Мне трудно поверить, что девушка дала бы шанс Лиаму — особенно после его стихов.

Между нами воцаряется спокойная, тёплая тишина. Обычно паузы между чужими людьми неловкие. Но с Хелл этот покой — как раз то, что нужно.

— У нас много общего, знаешь? — говорю через какое-то время.

— Да? И что же?

— Наши имена одинаково коверкают, — начинаю загибать пальцы. — Мы обе — жертвы музыкальных сетов Ареса. И у нас нет подруг, которым можно выплакаться.

Мы серьёзно смотрим друг на друга. Потом Хелл протягивает кулак, и я стукаюсь своим.

— Рай и Ад.

Глава 39. НИКОГДА НЕ НРАВИТЬСЯ

Говорят, Афина родилась из головы Зевса. Царь богов проглотил первую жену, Метиду, опасаясь, что она родит сына, который превзойдёт его силой.

Богиня явилась на свет уже вооружённой — и кричащей.

Хайдес

Я никогда не был счастлив. Я всегда действую так, чтобы не чувствовать боли. Всё, что я делал и говорил, каждый выбор — не чтобы прийти к счастью, а чтобы не болело.

Иногда думаю, что то, что меня бросили через несколько часов после рождения, — самый великодушный подарок, который сделала мне жизнь. Потому что это та боль, которой я не помню — в отличие от всех остальных.

Помню обрывки приюта. Как остальные дети держались от меня подальше.

Помню размытое лицо девочки, которая, наоборот, играла со мной — и была жуткой приставалой. Помню, что она задержалась ненадолго.

Помню, как в первый раз увидел Кроноса с Реей, как они улыбнулись и сказали: «Хочешь семью, Малакай?»

Помню и тот момент, когда понял: они никогда не станут мамой и папой, о которых я мечтал.

Помню шлепки, крики, выволочки, пощёчины и наказания.

Помню ночи, когда я выстраивал планы побега из этого дома — а потом понимал, что там, снаружи, для меня нет места. И, возможно, лучше принадлежать семье, чем быть одному.

Помню, как хотелось, чтобы меня обняли и погладили. Я не просил, чтобы это было каждый день; мне бы хватило редкой ладони на щеке. Руки в волосах. Поцелуя в лоб.

Мне не нужно было счастье. Мне нужно было просто меньше боли.

Стоит мне войти в мини-гостиную и увидеть Лиама на диване, как я закатываю глаза и разворачиваюсь. Чья-то рука хватает меня за рукав худи и тянет назад.

— Перестань быть козлом, Дива, — одёргивает меня Гермес.

Как всегда, он голый. Голый — и с дымящейся кофеваркой в руке.

— Сегодня у меня нет сил терпеть Лиамовы приколы, — обрываю я.

К моему удивлению, Лиам уныло кивает и собирается подняться. Только теперь замечаю: он не такой бодрый, как обычно. Похоже, совсем расклеился.

Ну и ладно. Моя жизнь рушится, а девушка, которую я люблю, рискует умереть в лабиринте. Его драму можно и подождать.

— Нет, Лиам, сиди. Забей на этого мудака, — успокаивает его Гермес и усаживает обратно.

В этот момент дверь распахивается, и вваливается Афина. Завидев Лиама, она реагирует как я: делает шаг назад, но Гермес жестом велит остаться и помочь. И она — поздновато — тоже замечает, что Лиам не в духе.

— Что здесь происходит? — осторожно спрашивает она, приближаясь.

Лиам поднимает на неё грустные глаза и вздыхает:

— Очередной отворот-поворот от женщины.

— Странно, обычно ты прирождённый казанова… — бурчу я. Беру кружку и вырываю у Герма кофеварку, чтобы плеснуть себе кофе.

Афина громко фыркает и опускается в кресло:

— Лиам, тебе когда-нибудь говорили, что твои методы знакомства — отстой? Ты говоришь не к месту, лезешь без спроса и стабильно пересекаешь грань приличия?

Её прямота — внезапная и честная — оставляет меня с открытым ртом. У Гермеса лицо то же.

— Тина, — одёргивает он. — Возможно, это не лучший способ…

Она хлопает ладонью по подлокотнику:

— Ах да? Когда я говорила помягче — не помогало.

Никто не знает, что ответить. По сути, она права. Лиам бывает невыносим. Чаще его ухаживания за моей сестрой смешны, но иногда очень хочется прописать ему в челюсть.

— Можно я кое-что признаюсь? — шепчет Лиам робко.

Гермес садится рядом. Афина делает выразительный жест в сторону его голого паха, и мой брат спешно скрещивает ноги, прикрываясь.

— Конечно, — подбадривает Гермес, кладя ладонь ему на плечо.

— Вам, может, трудно в это поверить, но я… — он мнётся, — девственник.

Мы с братом и сестрой быстро переглядываемся. Афина прочищает горло:

— Постараемся поверить, Лиам. И что?

— У меня никогда не было девушки, — продолжает он, уткнувшись взглядом в пол, будто ему стыдно.

Не вижу причин. Стыдиться ему есть чего — но это точно не первое. Его стихи, например, заслуживают пьедестала.

— У меня не было даже первого свидания, понимаете? — Лиам выдыхает и откидывается на спинку дивана. — И я знаю, что вы думаете: это логично, учитывая, как я себя веду. Вы правы. Но я такой, и меняться не могу. И не хочу, честно. Я всё твержу себе, что когда-нибудь кто-то полюбит меня вот такого, но этот «кто-то» всё не приходит.

— Лиам, тебе не нужно меняться. Нужно только… держать себя в руках, — говорит Афина уже мягче.

— Знаю, я иногда бываю неуместным… но я не нарочно. Я бы с радостью имел невероятное обаяние Хайдеса, но это не в моей крови.

Я ухмыляюсь:

— Начинает мне нравиться его присутствие. Продолжай меня восхвал…

— Дальше, Лиам, — обрывает меня Гермес.

Лиам пожимает плечами:

— Ладно. Возможно, мои поступки кажутся странными. Я пишу стихи о девушках, которые мне нравятся. Я люблю любовь. Люблю женщин. Настолько, что могу влюбиться в любую. Но не потому, что отчаянный и соглашусь на кого угодно. Просто в каждой встреченной женщине я вижу что-то красивое.

Он строит смешную гримасу.

— Ну ладно, возможно, тут ещё играет роль тот факт, что я всю жизнь девственник и мне не терпится переспать… но…

Напряжение сразу спадает. Вот в этом и плюс Лиама. Неуместный? Почти всегда. Но если кто и способен поднять настроение, то он. Правда, иногда так хочется склеить ему рот суперклеем.

— Я знаю, что тебе не нравлюсь и никогда не понравлюсь, Афина, — продолжает он уже серьёзно. Смотрит ей прямо в глаза, и она отвечает тем же. — Я шучу. И мне жаль, если для тебя это всего лишь огромная обуза. Прошу прощения. Но правда в том, что я тобой восхищаюсь. Даже если никогда