Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

class="p">Аполлон подходит к Хайдесу. Все отступают, увеличивая дистанцию. Все, кроме нас с ним. Арес пытается ухватить меня и увести, но я осаживаю его одним взглядом. Настолько ледяным, что он сразу сдаётся.

Если бы не Аполлон, Хайдес был бы мёртв. Вот она — правда. Единственное, о чём я сейчас могу думать. Да, в пяти метрах от нас виселица, и Аполлон угрожает вешать нас по очереди, но я уверена — мы чего-то не понимаем. Не знаю чего. Но крупицу надежды я ещё держу.

За спиной слышу всхлип. Гермес плачет. Лицо пунцовое, слёзы струятся без остановки. Афина обнимает его за плечи и неловко, по-своему, пытается успокоить.

— Кроносу мой «спасательный манёвр» не понравился, — заканчивает Аполлон. — Сначала он хотел отправить тебя обратно в приют, но Рея убедила: до конца ты всё же добрался. Тебе оставалось несколько метров. Так что нас и усыновили. Нас. Первых.

Аполлон опускается перед Хайдесом на колено. Миг — и он обнимает его. Хайдес сдаётся этому объятию. Думаю, лишь под напором момента — тело у него не до конца расслаблено. Игра не окончена; мы всё ещё играем в «Виселицу».

Он помогает Хайдесу подняться.

— Пойдёшь со мной к эшафоту? Если, конечно, хочешь услышать, что скажет тебе Хейвен.

Все мои мышцы каменеют; я уже на взводе.

— Прошу прощения, что? — сиплю. — Я ничего не скрываю от Хайдеса. Ты не наденешь ему петлю на шею, клянусь. Не беси меня, Аполлон.

Аполлон дружески хлопает Хайдеса по плечу:

— Пусть решит он. А потом, как я задам вопрос, ты поймёшь, к чему я.

Мне категорически не нравится, куда это всё клонится. И ещё меньше — как Хайдес, похоже, борется сам с собой, выбирая, как поступить. Он не доверяет мне? Думает, что брат прав?

Потом Хайдес бросает мне улыбку — звучит как извинение. И поворачивается ко мне спиной.

— Хайдес, — выдыхаю, воздух перехватывает. — Хайдес!

Он замирает. Я считаю до пяти — и он ставит ногу за ногой, идёт к виселице. Аполлон идёт следом, регулирует высоту — под рост Хайдеса, Ренья-то была ниже. Надевает петлю ему на шею и отбрасывает мне улыбку во все тридцать два.

Мне хочется размозжить ему лицо кулаками. Вышибить к чёрту все эти ровные зубы. К чёрту благодарность за рассказ о лабиринте.

— Хейвен, — он смакует моё имя по слогам. — Почему бы тебе не сделать то, чего ты, по правде, давно хочешь? Твоё спрятанное желание, спрятанное так глубоко, что ты сама его не находишь. А может, это ты его закопала в уголке головы. Ты не хочешь его находить. Потому что боишься, верно? Боишься этого мелкого, ничтожного желания.

Единственный звук — ветер, шуршащий в кронах у края поля. Трава под ногами колышется, и этот лёгкий шелест почти приятен.

— Какого хрена он несёт? — наконец выдаёт Арес.

— Не улавливаю, — признаюсь. — Не понимаю.

— Дерьмо… — шипит Зевс. Он отходит в сторону и начинает мерить шагами полосу за обнявшимися Гермесом и Афиной. Гера следит за ним с тревогой. Кажется, он уже всё понял. Я бы не отказалась, чтобы он это объяснил. Или он, или Аполлон.

Аполлон постукивает носком по табурету, который сейчас держит жизнь Хайдеса.

— Поцелуй Ареса.

Два слова. Одно имя. И мир рушится мне на голову.

— Какого… — взрывается Хайдес, уже на взводе.

— Осторожней, — одёргивает его Аполлон. — Если слишком дёрнешься и случайно снесёшь табурет, никто уже не успеет. Хоть бегом налетайте, чтобы подхватить. Высота выставлена так, что, как только ноги потеряют опору, удар мгновенно ломает шейный позвонок. Ты умрёшь не от удушья, а с переломанной шеей.

Меня выворачивает. Желудок скручивает узлом, и у меня подступает рвота. Не только из-за его слов — из-за приказа. «Поцелуй Ареса».

— Это уже не «правда», это принуждение, — возражает Арес, — и я вообще не понимаю, с чего он вдруг решил мне помогать. — Ты говорил про правду. Тут нечего «признавать». Ты не можешь заставлять её целовать меня под угрозой, что повесишь её парня. Который тебе, на минуточку, брат, чокнутый ублюдок!

В этот момент мне хочется обнять Ареса и сказать спасибо.

— Ой да брось, Арес. Хочешь сказать, тебя не прёт мысль, что тебя поцелует Хейвен? Мы все знаем, у тебя на неё гигантский стояк, — издевается Аполлон. Кивает на меня. — Вот твой шанс выяснить, что, в глубине души, она тоже этого хочет. Или, как думаю я, получить окончательное «нет» и смириться, что ты ей не нужен.

— Как только спущусь отсюда, я тебе лицо разобью, Аполлон, клянусь, блин! — рявкает Хайдес. Он двигается слишком резко, и даже Аполлон хватается за него, чтобы удержать.

— Ну что, Хейвен, ты поцелуешь Ареса и разобьёшь ему сердце или попрощаешься с Хайдесом? — спрашивает Аполлон. — Решай спокойно. Но не слишком долго. У моей терпелки есть предел.

— У меня нет никакого тайного желания его целовать! — срываюсь на крик, хотя он и так меня слышит. Мне просто нужно кричать. Иначе никак. — Ты не можешь требовать такого. И не смей вешать своего брата!

— Проверь меня. Могу удивить, — он беззаботно пожимает плечами. — Давай, Хейвен. Ты боишься ранить Ареса? Поцелуешь — поймёшь, что к нему ничего не чувствуешь, и разобьёшь то самое сердечко, которое мечтает, чтобы ты его полюбила?

Хайдес шевелит рукой, привлекая моё внимание. Ничего не говорит. Только кивает — обречённо. И, когда я пытаюсь возразить, прижимает палец к губам. Беззвучно складывает: «Хорошо, agápi mou».

Нет, не «хорошо». Это нечестно. Аполлон опять поменял правила. Как делают его братья. Как делают все Лайвли. Я уже знаю их метод, но каждый раз меня бесит так, будто это новость.

Хайдес приговорил меня к игре.

А сколько бы ни было во мне нулей к Аресу, верёвка на шее у Хайдеса — абсолютно реальна.

Я становлюсь перед Аресом. Аполлон оказывается рядом мгновенно — я вздрагиваю. Он хватает нас обоих за предплечья и волоком стаскивает на середину между виселицей и нашими. Мы в центре — центра его цирка. Мерзость.

— Прошу, — подстёгивает он.

Я с трудом сглатываю. Арес сокращает дистанцию, и моя грудь упирается в его живот. Хочется отступить, но он кладёт ладони мне на плечи и удерживает.

— Коэн, — шепчет. — Поцелуй меня и покончим с этим. Если поцелую я, Аполлон тут же придумает, что «не засчитывается», потому что он велел именно тебе.

Он прав. Я ищу взгляд Хайдеса — он прикован ко мне, глаза затянуты болью. Он сам выбрал табурет. Мы могли этого избежать. Это не моя вина. Не моя, — повторяю себе, чтобы