Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

коже жадные поцелуи. Свободная рука скользит под мою майку, добирается до бюстгальтера. Палец проходит под кружевным краем. — Ты… — его дыхание жжёт мой шею, язык скользит вдоль неё до мочки уха, туда ложится поцелуй. — …самое близкое к Раю, что я когда-либо увижу.

Я дышу прерывисто, руки покрываются мурашками. Погружаю пальцы в его светлые волосы, ласкаю их, провожу ими по прядям, а сама трусь носом о его щёку. Касаюсь его шрама и медленно целую всё лицо — каждую черту, до которой могу дотянуться.

И в этот момент мой живот предательски урчит. Громко, затянуто. Всё тело каменеет, и рука Хайдеса отдёргивается; он опускает мою майку, поправляя её, чтобы снова прикрыть меня.

— Ты голодна?

— Нет-нет, — спешу возразить.

Он уже встаёт, протягивая руку:

— Пошли поедим, давай.

Я подчиняюсь, потому что с ним спорить бесполезно. Мы идём по саду обратно к столовой. Я складываю руки на груди и всеми силами стараюсь, чтобы он заметил мой демонстративный надутый вид.

Хайдес улыбается и прижимает меня к себе, обнимая за плечи, когда очередной порыв ветра треплет мне волосы. Я вздрагиваю и задираю голову: небо чёрное, звёзд нет. Меня охватывает тяжёлое чувство — будто должно случиться что-то плохое. Ночь обычно красива, но эта — просто тьма и одиночество.

Хочу, чтобы каждый день был таким. Состоящим из маленьких вещей.

— Эй, извините. — Мужской голос вырывает меня из мыслей. Высокий парень стоит метрах в десяти и машет рукой. — Кажется, дверь в общежитие заклинило. Поможете?

Хайдес переводит взгляд с него на стеклянную дверь, ведущую в их жилой корпус. Бормочет ругательство и собирается идти.

— Иди пока в столовую. Я догоню.

Я киваю и обхватываю себя руками, пытаясь согреться. Ветер крепчает, каждый новый порыв холоднее прежнего.

Я почти на полпути, когда слышу шаги за спиной, шорох травы. Ближайший фонарь гаснет, и половина сада тонет в полной тьме. Ветер отбрасывает волосы назад — и я ощущаю, как они задевают что-то прямо позади меня.

Я раскрываю рот, чтобы закричать, и сразу же ладонь накрывает его. Рука обвивает мою талию, прижимая к тёплому телу, пахнущему цветами.

— Тише, — шепчет хриплый голос. — Спокойно. Нужно только, чтобы ты пошла со мной.

Аполлон.

— Хейвен, умоляю, — добавляет он. Либо отличный актёр, либо и правда отчаянный. И тогда Гиперион — лжец.

Аполлон тянет меня назад, ладонь всё ещё закрывает рот. Я иду, но в голове крутится лишь одно: нет, Гиперион сказал правду. Аполлон — предатель. И всё же его прикосновения не похожи на жесты того, кто хочет причинить зло.

Это не значит, что я должна сдаться. Я резко раскрываю рот и кусаю его ладонь; одновременно врезаю локтем в живот. Аполлон шипит от боли — и я выскальзываю из его хватки.

— Хейвен! — рычит он. — Ради Бога, послушай!

— Что тебе, чёрт возьми, нужно от меня?!

Глаза постепенно привыкают к темноте, но разглядеть его лицо всё ещё трудно.

— Поговорить. Объяснить. Дай мне шанс.

— И для этого ты не мог просто сесть в столовой с тарелкой пасты, как нормальные люди, а не подкрадываться сзади и доводить меня до инфаркта? — шиплю. — Вы вся семья такая — с вашими грёбаными способами.

Я отступаю, а Аполлон приближается.

— Хейвен, знаю, вы все думаете, что я предатель. Но это не так. Просто дай мне объясниться.

— У тебя и правда была маска Минотавра в комнате, в Греции? — выпаливаю.

— Да.

— И тогда?..

— То, что она лежала в моей комнате, не значит, что я её надевал. Или что я был тем Минотавром, что гнался за Ньютом в лабиринте.

Я хочу послать его к чёрту — и не нахожу слов. Он прав. Мы решили, что виноват он, только потому что маска оказалась у него.

— Ты должна пойти со мной. Позови остальных, — продолжает он, подняв руки, как вор перед полицейским. — Прошу тебя.

— Дай мне вескую причину, Аполлон, — умоляю. Слёзы жгут глаза. Его появление — последняя капля. — Хоть одну.

— Они все предатели, — шепчет он, глядя куда-то за мою спину, будто проверяя, не приближается ли Хайдес. — И, если сыграешь со мной, узнаешь многое. Например, как Хайдес получил свой шрам в лабиринте. И как выжил. Или какие секреты твой сосед скрывает от тебя, потому что он эгоист.

Арес? Шрам Хайдеса? Любопытство почти ломает мою решимость. Я сама не замечаю, как достаю из кармана телефон.

— Напиши им. Всем. Пусть приходят на футбольное поле.

Я считаю до десяти, прежде чем разблокировать экран и отправить каждому из Лайвли одно и то же:

Приходите на футбольное поле. Здесь Аполлон, он хочет играть. Лиама не берите.

Аполлон поворачивается к противоположной стороне сада, подальше от Хайдеса. Я иду следом, сдержанно, на расстоянии. Внутри всё горит: как он оправдает то, что маска была у него? Простить обман Ньюта я смогла, но если он ещё и преследовал его с мачете… это может оказаться точкой невозврата.

Футбольное поле пусто. Лишь один прожектор горит в дальнем углу. Трибунные ряды пусты, на перилах висят плакаты с талисманом «Йельских Бульдогов» — мопсом.

Чем ближе к свету, тем яснее я вижу то, что стоит посреди травы.

Эшафот.

Верёвка, свисающая с балки.

И табурет прямо под ней.

Ноги дрожат, но, как ни приказываю себе, не двигаются. Я застываю, вросшая в землю, не в силах сделать и шага вперёд.

Аполлон останавливается рядом, облокачивается на эшафот и смотрит на петлю.

— Впечатляет, правда?

— Аполлон, что, чёрт возьми, ты задумал? — каждое слово я произношу с яростью. — Твои игры — это и есть сам лабиринт, да? Что значит эта постановка?

Он кривит губы, будто я его оскорбила.

— Мои игры — не лабиринт, Хейвен.

Я не могу оторвать взгляда от верёвки, раскачивающейся на ветру. Мозг играет со мной злую шутку: только увидев её, я уже чувствую, будто она стянула мне горло. Руки сами тянутся к шее — жалкая попытка ослабить воображаемую петлю.

— Хейвен! — чей-то крик сзади разрезает ночь.

Фигуры стремительно выныривают из темноты. Бегут только двое. Первым передо мной оказывается Хайдес, за ним Гермес.

На их лицах сменяются две эмоции: сначала — потрясение при виде брата, потом — неверие от того, что перед ними эшафот для повешения.

Через секунду вся семья уже рядом. Хайдес обхватывает меня руками и утаскивает назад, подальше от Аполлона. Гермес встаёт сбоку, заслоняя меня собой.

— Ты совсем охренел?! — взрывается Афина. В её голосе и ужас, и боль того, кто больше не узнаёт родного брата.

Аполлон разводит руки