Читать книгу - "Неоконченное путешествие - Перси Харрисон Фосетт"

Прежде чем мы отплыли вниз по реке Хит, управляющий барракой Марте, прослышав о том, что мы опять здесь, пришел к нам с большой группой своих людей.

— Мы хотим отправиться на те самые плантации, о которых вы нам говорили, — сказал он мне. — Теперь мы знаем о дикарях и о том, что у них есть съестное, и чувствуем, что должны как-то достать продовольствие. Сборщики в барраке едят одни листья, а ведь вы знаете, у нас три сотни человек — их надо прокормить.

— Вы хотите сказать, в Марте снова голодают?

— Да, именно это я и хочу сказать. А когда у нас было иначе? Уж в этом-то мы можем быть уверены! — Он похлопал меня по плечу и добавил: — Спасибо вам, теперь есть надежда, что нам станет легче. И всем хотелось бы, чтобы у нас было так же хорошо, как в Сан-Карлосе.

В этой местности можно найти два вида ценных растений, на которые стоило бы обратить внимание. Первое из них — это Jawal chunca, имеющее вид небольших кустиков с листьями длиной в десять и шириной в три дюйма, зелеными снаружи и темными с изнанки, с прожилками и верхушками кроваво-красного цвета. Три или четыре таких листа, настоянные в одной кварте кипятка, являются великолепным средством против лихорадки. Другое растение — кустарник, называемый пандо-де-кока, весьма популярное у индейцев, которые жуют его листья. Свойства его такие же, как и у обычного кока, но воздействие несколько умереннее. Ни одно из этих растений не имеет коммерческого значения, хотя местное население постоянно ими пользуется.

В связи с распространенностью болезней и инфекций в Монтанье, Боливии и Перу нет ничего удивительного в том, что среди жителей этого района так популярны лекарственные растения. В горах тоже против каждого недомогания есть соответственное естественное средство; любой чоло почти всегда лечится травами, за исключением случаев, когда необходимость заставляет его прибегнуть к хирургическому вмешательству. Простуда и кашель легко вылечиваются с помощью вила-вила — растения, похожего на эдельвейс и находимого лишь на большой высоте в горах. В прибрежных районах надежным средством против артрита или ревматизма даже в самых запущенных формах считается Sanguinaria canadense, или кровяной корень. Имеются сотни средств, употребляемых местными жителями для лечения разных недугов, однако официальная медицина не проявляет должного к ним интереса. А между тем эти травы часто оказывают просто замечательный лечебный эффект, я сам испытал действие многих из них на себе, причем с полным успехом. Насколько мне известно, лекарства из этих трав готовятся в виде настоя, наподобие чая.

На реке Хит очень много вампиров. Они безошибочно отыскивают лагерь и нападают по ночам на любую открытую часть тела, а иногда даже прогрызают противомоскитную сетку, чтобы добраться до вас.

В Южной Америке несметное множество летучих мышей, особенно в предгорьях Анд, и, быть может, придет время, когда этих животных будут ценить за их мех. Многие виды обладают прекрасными шкурками, не менее красивыми, чем у кротов, но другой расцветки — розовато-коричневой или малиново-красной с переходом в темно-кротовые оттенки. Инки использовали мех летучих мышей для украшения одежды, причем носить такую одежду имели право лишь члены царствующей фамилии.

Вампиры приносят вред человеку и животным, и богатство ждет того предприимчивого дельца, который найдет коммерческое применение их меху.

Мы легко дошли на бальсах до стоянки эчока. Их большая общинная хижина была повалена ураганом — даже здесь бедствие ощущалось так же явственно, как и в Сан-Карлосе, но пищи, как всегда, было в изобилии.

К этому времени биолог — между прочим, он был европейцем — начал сильно страдать от нарывов на коже и от отсутствия чистого белья; то, что было на нем, уже дурно пахло. Теперь он начал понимать, как глупо поступил, выкинув из своего тюка все, кроме самого необходимого, и, может быть, поэтому сделался мрачным и каким-то напуганным. Эчока на время избавили его от мучений, причиняемых сутуту, но он возражал против их метода извлечения паразитов и, когда выскочила новая порция волдырей, прибег к своему собственному средству — сулеме. В результате личинки погибли у него под кожей и образовались болезненные гноящиеся раны. Они дурно пахли и в сочетании с его затхлой одеждой делали нашего биолога весьма непривлекательным товарищем. Каждый день разражались грозы со страшными ливнями, и от этого ему становилось еще хуже.

Я не на шутку тревожился за него. Если начнется заражение крови, он погибнет, ибо мы ничем не могли бы помочь ему. К тому времени, когда мы достигли места, откуда нам следовало двигаться пешком, я считал, что он уже не способен идти через лес; несколькими днями позже я уже сомневался, сможем ли мы вовремя доставить его в Сан-Карлос, чтобы спасти ему жизнь. Грозы продолжались, река разлилась, и возвращаться обратно против течения на бальсах можно было, только держась у самого берега и подтягиваясь за каждую ветвь — непосильный труд для больного человека. Единственное, что можно сделать, — отправиться пешком по берегу реки; так мы и поступили.

Мэнли заболел лихорадкой, но держал себя в руках; у Костина сильно воспалилась нога из-за сутуту. К счастью, пищи хватало, так как плантации эчока были повсюду, и индейцы имели привычку «укладывать» верхнюю часть бананового дерева вместе с плодами, отчего бананы созревали гораздо скорее, чем если бы были сорваны. Главным препятствием при передвижении был колючий бамбук такуара — продираться через него больным людям почти не под силу. Но в конце концов мы добрались до стоянки эчока. Они уже построили новую хижину, так что у нас оказался и кров, и маис, составивший приятную перемену после надоевших бананов.

Добрые дикари вытащили из нас сутуту. Одна личинка, извлеченная из моей спины, была длиной почти в дюйм. Другая сидела в руке и очень мучила меня. Чтобы вытащить ее, пришлось прибегнуть к последнему средству — на нее налепили пчелиный воск и смазали соком какого-то растения. Когда мы двинулись дальше вверх по реке, эчока провожали нас, неся поклажу биолога и Мэнли.

Когда я говорю об эчока, мне совсем не хочется называть их «дикарями»; если я так делаю, то только для того, чтобы проводить различие между «окультуренными» индейцами и индейцами в первобытном состоянии. Эти люди примитивны, но, по существу, скорее похожи на жизнерадостных детей, чем на дикарей в общепринятом смысле. Им не свойственны ни хитрость, ни коварство, и та готовность, с какой они откликнулись на наше желание установить с ними дружеские отношения, наглядно доказывает, насколько несправедливо распространенное