Читать книгу - "28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Об этом свидетельствует и то, что Ставка неоднократно изменяла разграничительную линию между нашими фронтами в битве за Берлин, она все время отклонялась к западу, чтобы большая часть Берлина вошла в зону действий 1-го Белорусского фронта…

Известно, что Жуков не хотел и слышать, чтобы кто-либо, кроме войск 1-го Белорусского фронта, участвовал во взятии Берлина».

Георгий Константинович Жуков, отдавая дань успехам 1-го Украинского фронта, сухо замечал: «Как и ожидалось, на направлении его удара оборона противника была слабая, что и позволило с утра 17 апреля ввести там в дело обе танковые армии».

Утром его войска снова провели мощную артиллерийскую подготовку. Противник ввел в бой две свежие моторизованные дивизии – «Курмап» и «Мюнхеберг» – и одну пехотную дивизию СС генерала Зайцерта. Завязались ожесточенные встречные бои.

«Они бросались в контратаки из засад, устроенных на пологих западных скатах Зееловских высот, открывали пулеметный огонь из тщательно замаскированных укрытий, которые уже прошли наши войска, бросали гранаты и фаустпатроны из домов и различных построек, стоящих возле дорог и переездов», – писал Чуйков.

Из штаба фронта Жукова сыпались все более грозные директивы. Вот одна из них: «Командующий фронтом приказал:

1. Немедля развивать стремительность наступления. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся и израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.

2. Всем командирам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении. Нахождение в тылу войск категорически запрещаю.

3. Всю артиллерию, в том числе большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2–3 км за эшелоном, ведущим бой. Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв. Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех гитлеровцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству.

4. Бейте беспощадно врага и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин очень скоро будет наш».

Тогда и в последующие годы Жуков мысленно много раз возвращался к событиям тех дней и размышлял о том, что было не так в действиях командования 1-го Белорусского. И приходил к выводам: «Ошибок не было. Однако следует признать, что нами была допущена оплошность, которая затянула сражение при прорыве тактической зоны на один-два дня.

При подготовке операции мы несколько недооценили сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник мог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации…

Вину за недоработку вопроса прежде всего я должен взять на себя. Думаю, что если не публично, то в размышлениях наедине с самим собой, ответственность за недостаточную готовность к взятию Зееловских высот в армейском масштабе возьмут на себя и соответствующие командующие армиями и командующий артиллерией фронта В.И. Казаков».

Утром Зееловские высоты были взяты. «Однако и 18 апреля, – писал Жуков, – противник все еще пытался остановить продвижение наших войск, бросая навстречу им свои наличные резервы и даже части, снятые с обороны Берлина… В первые дни сражений танковые армии 1-го Белорусского фронта не имели никакой возможности вырваться вперед. Им пришлось драться в тесном взаимодействии с общевойсковыми армиями. Несколько успешнее действовала 2-я гвардейская танковая армия генерала С.И. Богданова совместно с 3-й и 5-й ударными армиями». Это были армии генералов Кузнецова и Берзарина.

Захваченные советскими войсками в боях за Зееловские высоты немецкие 105-мм полевые гаубицы leFH 18/40

Апрель 1945 г

©ТАСС

Давид Самойлов ехал вслед за войсками 1-го Белорусского в Ной-Харденберг, где должен был находиться его Штарм (штаб армии). «Поле жестокого боя. На много километров ни одного живого места, перепаханная земля, разбитые дома. Много подбитых танков. Запах трупов и битых кирпичей да едкая пыль… Вот “настоящая Германия”. Как она пуста!

Над Ной-Харденбергом воздушный бой. Небо гудит от самолетов… В Ной-Харденберг не проедешь: на шоссе и на улицах в четыре ряда стоят грузовики, тягачи с тяжелыми пушками, обозы.

Здесь никто ничего не знает. Все это вместе под звуки гремящего где-то боя создает впечатление безнадежной неразберихи и бессмысленности. Однако люди у машин спокойны, одни смеются, другие спят. Ходят неспешно чистенькие штабные офицеры. Улыбаются связистки.

И вскоре начинает казаться, что так оно и нужно, что ничего особенного нет».

На фасадах домов то там, то тут большими буквами надписи: «Berlin bleibt Deutsch». «Берлин останется немецким».

Бои шли днем и ночью. «Гром сражения ночью слышался грознее, неразбавленный дневными звуками и голосами». Вечером в уже оставленном жителями доме Самойлову попался свежий номер гитлеровского официоза «Фёлькише Беобахтер». Германская почта безупречно работала до последнего. «В этой газете я увидел статью – “Сталин подделывается под гуманность” – геббельсовский комментарий к знаменитой статье Александрова, тогдашнего руководителя нашей пропаганды, где критиковалась позиция Эренбурга – “Убей немца!” – и по-новому трактовался вопрос об ответственности немецкой нации за войну». Самойлов делился своими ощущениями по этому поводу: «’’Разъяснение”… как бы отменяло предыдущий ясный взгляд. Армия, однако, понимала политическую подоплеку этих высказываний. Ее эмоциональное состояние и нравственные понятия не могли принять помилования и амнистии народу, который принес столько несчастий России».

Запустив военную машину на окончательное сокрушение гитлеровской Германии, Сталин 18 апреля вновь нашел время для дипломатии.

Молотов рано утром отправился в Соединенные Штаты. Поскольку война еще шла, решено было не сообщать ни о самом полете, ни о его маршруте. У нас же о деталях этого путешествия никогда не рассказывалось. Писали только, что летел через Аляску.

И вот передо мной фотоальбом, на обложке которого красивыми буквами выведено: «Через Якутск в Сан-Франциско». И в углу приписано: «Фоторепортаж 18/IV-45 г. Д. Дебабова». Дмитрий Георгиевич Дебабов – очень известный тогда фотограф и журналист, рано умерший.

Из представленных в нем фотографий просматривается интересная картина. Вот кавалькада черных лимузинов подъезжает к трапу самолета. Но самолет-то… американский. Комфортабельный, как и обещал Гарриман. Не то что бомбардировщик Пе-8, на котором Молотов летал к Черчиллю и Рузвельту в 1942 году через линию фронта – с температурой – 35° на борту и удобствами в ведре в хвосте самолета.

Нарком иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов на аэродроме

18 апреля 1945 г.

Личный архив В.А. Никонова

Люди на фото в штатском – эти летят с Молотовым, и провожающие американцы, но много и