Читать книгу - "100 великих монет мира - Евгений Алексеевич Обухов"

очень важно, ведь большую часть истории луидора проба золота в нём всё равно занижалась). На аверсе обычно изображался портрет имевшегося в наличии короля, оформление реверса постоянно менялось (например, крест, построенный из восьми букв «L», увенчанный четырьмя коронами; скипетр и лилия; мальтийский крест и др.). Основные работы по подготовке и руководство чеканкой монеты выполнял главный контролёр и директор Парижского монетного двора Жан Варен (1607–1672).

Первоначальный вес монеты был 6,75 г, диаметр – 26 мм. Одновременно с обычными луидорами приступили к чеканке монет других номиналов, например: 1/2, 2, 4, 8 луидоров. Стоит отметить, что поначалу, и довольно долго, наряду с луидорами, в обращении были уже упоминавшиеся испанские пистоли (так же, как, например, сейчас в России наряду с рублями в чести и доллары с евро), видно немало этих пистолей оказалось во Франции. К концу истории луидора его наполнение изменилось с 10 ливров за один до 24–25 ливров (и даже однажды в XVIII веке его цена возрастала до 36 ливров). Фактически луидоры чеканились в несколько изменённом оформлении и после перехода страны на десятичную систему в 1795 году – до 1803 года, когда их сменили золотые монеты в 20 франков под названием (ну, разумеется же!) наполеондоры.

Итак, полагаю, здесь уже высказано достаточно оснований для того, чтобы считать «золотой луи» великой монетой. Ведь луидор – и надёжный, и солидный, целых полтора века на правах «старшего» участвовал в денежном обращении Франции и ценился во всём мире. Многие луидоры в наше время редки и желанны в любой коллекции. Да это и просто красивые монеты! Наконец, величайшая заслуга луидора состоит в том, что он прославлен в великом романе, он занимал умы и стремления обожаемых во всём свете мушкетёров (хотя по факту и никак не мог звенеть в их кошельках и карманах). Но для великой монеты это сущие пустяки! Ведь, как говорится, «если нельзя, но очень хочется, то можно!».

До самой Великой французской революции (да и во время её) луидор оставался самым желательным средством оплаты. До того с годами на нём менялись только портреты королей. Это и Людовик XIII, правивший в «нашу, мушкетёрскую эпоху» с 1610 по 1643 год, и Людовик XIV (годы правления с 1643 по 1715-й), и Людовик XV (с 1715 по 1774-й), и Людовик XVI (с 1774 по 1792-й)…

Занятную историю о последних годах луидора излагает А.Б. Синельников в статье «Деньги королевской Франции» на сайте «Претич»:

«Людовик XVI, неплохой, в общем, человек и добрый государь, вынужден был для возрождения престижа королевства финансово поддерживать восставшие против англичан Американские Штаты. Через небезызвестного Бомарше (драматург и публицист Пьер-Огюстен Карон, 1732–1799, автор «Севильского цирюльника» и др. – Е.О.) он переправил повстанцам оружие и амуницию на 1 000 000 ливров. Франция была на грани банкротства. Единственным спасением из экономического тупика было равномерное распределение налогов на все сословия, что и пытался провести в жизнь бывший швейцарский финансист, ныне министр короля – Неккер (Жак Неккер, 1732–1804, в разные годы министр финансов и премьер-министр Франции. – Е.О.). Увы, дворянство не горело рвением расставаться со своими привилегиями. Оно буквально устроило королю контрреволюционный мятеж. В результате народ, до полусмерти прижатый налогами, устроил настоящую революцию. Не желавшие поделиться частью доходов потеряли всё. История луидора завершилась трагически. Король тянул до последнего, пытаясь примирить непримиримых. Наконец поняв, что в охваченном возмущением Париже речь идет уже о его жизни и жизни его семьи, он дал уговорить себя бежать. Казалось, всё было продуманно: были оформлены фальшивые документы, сам государь был переодет в костюм лакея, увы, он был опознан и схвачен. Почтовый чиновник (Жан-Батист Друэ, 1763–1824, почтмейстер в Сент-Мену, что неподалёку от северо-восточной границы, – Е.О.), никогда не видевший короля, узнал его по портрету на луидоре! После этого случая на несколько лет с многочисленных монет европейских правителей исчезли портреты, остался только номинал. Так на всякий случай»…

Вот вам и ещё одна великая роль замечательной монеты! Хотя и довольно печальная, с точки зрения Людовика…

В процитированном рассказе об опознании короля с помощью монеты, как и во всей статье, есть мелкие неточности, одну из которых стоит озвучить. Я понимаю, что очень красиво и многозначительно выглядит концовка истории: поймали коллегу-короля по портрету на луидоре, из-за чего все другие европейские коллеги-правители «на всякий случай» убрали «на несколько лет с многочисленных монет» собственные портреты. На самом деле это не так. В любой из последующих годов в государствах Европы чеканились монеты как с портретами правителей, так и без оных. Хотя некоторая тенденция на увеличение относительного числа выпусков без портретов наблюдалась. Например, это касалось российских монет Павла I и Александра I (исключая пробные и монеты для Польши, которые были портретными).

Однако вернёмся к заскучавшим мушкетёрам. Как уже отмечал, про нестыковки в историко-приключенческом романе «Три мушкетёра» так много и подробно написано, что нет смысла, как говорится, заново изобретать велосипед. Позволю себе лишь занять ваше внимание небольшой выдержкой из статьи А. Алексеева «Д᾽Артаньян и три луидора» («Коммерсантъ Деньги» № 40, 2015 г.).

Загадочное место в книге связано с буланым (песочного оттенка с чёрной гривой, хвостом и ногами) жеребцом:

«– Фи, какая скверная, – сказал Арамис.

– Любезный друг, – сказал д᾽Артаньян, – это та лошадь, на которой я приехал в Париж (…)

– У неё очень своеобразная масть, – заметил Арамис. – Я вижу такую впервые в жизни.

– Ещё бы! – обрадовался д᾽Артаньян. – Если я продал её за три экю, то именно за масть, потому что за остальное мне, конечно, не дали бы и восемнадцати ливров…»

И вот что пишет об этом А. Алексеев:

«Странно. Лошадь продана за три экю, то есть за девять ливров. А будь она не столь редкой масти, можно было рассчитывать «всего» на 18 ливров? Попробуем ещё раз попрыгать во времени. На момент продажи лошади ещё не существовало серебряных экю, но были золотые монеты с таким же названием. После реформы Людовика XIII они останутся в обращении и будут оцениваться в пять ливров. Но даже с такой натяжкой мы получаем, что три экю, они же 15 ливров, больше, чем 18. Лошадь поражает не только мастью, но и ценой».

А вот второй отрывок из называвшейся выше публикации «Нижегородского мечтателя»:

«Следующая странность, где также нельзя сказать об особой проницательности нашего, героя связана с алмазом королевы. Для начала гасконец, решив его продать, спрашивает цену у де Тревиля и тот оценивает его:

– Так вот, ступайте к первому попавшемуся золотых дел мастеру и продайте этот алмаз